"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

Сеймура, если они когда-нибудь взберутся на недосягаемую высоту эстрады в
отеле "Парамаунт". Не до того им было - репетировали. Слушая день за днем,
как они прорабатывают свой репертуар, я выучил все песенки наизусть. Одна
называлась "Пурпурные мечты": "Хоть ушла в ночную тьму, удержу и обниму. Жар
любви моей смерти стал сильней. И едва луна в темном небе загорится, наша
встреча состоится в глубине пурпурной сна". Ее они играли хорошо - думаю,
потому, что это была медленная вещь. Медленные вещи у них получались лучше.
Песенка "Я этот вечер должен Энни" была из немногих быстрых в их репертуаре;
иногда они в ней использовали нечто вроде эффекта сдвоенного ритма, потому
что удары Ирвиновых барабанов подчас не совпадали с аккордами пианино
Дональда. В этом что-то было. А еще помню странную такую песенку "Лестница к
звездам": "Построим лесенку до звезд, взойдем по лесенке до звезд, любовь во
тьме ночной звенит, как песня..." Это бы еще ладно, хотя сама идея меня не
очень прельщала: надо ведь бог знает как долго карабкаться, а кругом тьма,
да и холодно. Но дальше шли такие слова: "Неужто я и ты под парусом мечты,
смиряя сердца стук и трепет, такой построив мост, не доплывем до звезд..." -
и тут уж меня охватывало раздражение - точно как при чтении "Алисы в Стране
чудес", потому что, во-первых, плавают по волнам, а не по мосту и не по
ступенькам лестницы, а во-вторых, слово "трепет" напоминало мне о заморской
птице стрепет, так что в результате они там плыли по лестнице вверх, а
наверху их поджидал довольно-таки нелюбезный стрепет. Но больше всего мне
досаждала песенка "Песочный японец", раздражала сама идея какого-то
песочного человека, который способен по своей прихоти повергать тебя в сон,
а все это набрасывание песчинок на веки, чтобы сделать их тяжелыми и лишить
тебя воли к сопротивлению, казалось мне шаманством весьма зловредного толка.
Особенно меня тревожил тот факт, что этот песочный человек к тому же еще и
японец. На картинках, которые я извлекал из пачек с жевательной резинкой,
очень зубастые японские солдаты в зеленых мундирах, злобно ощерившись,
расстреливали из пулеметов мирных жителей в Маньчжурии. Еще они
перепрыгивали через траншеи, держа винтовки с примкнутыми штыками наперевес.
Они метали не волшебные снотворные песчинки, а чистейшее алое и оранжевое
пламя из глоток своих огнеметов.

С появлением контрабаса и еще одного саксофониста, Френки, число
музыкантов в оркестре увеличилось до шести. Однажды воскресным вечером мне
разрешили не ездить с родителями в гости к бабушке с дедушкой, а остаться
дома и послушать, как "Кавалеры" репетируют. В приступе вдохновения я сбегал
к себе в комнату, взял там одну из своих счетных палочек, вернулся и
принялся ею размахивать перед оркестром. Стоял перед "Кавалерами" и
дирижировал. А может, Доном Сеймуром стать мне? Свет, льющийся в окна
гостиной, окрашивал листья традесканций в горшках бриллиантовой зеленью.
Дональд радостно молотил по клавишам пианино, сидя спиной к остальным
оркестрантам. Рядом с ним контрабасист Сид играл, от полноты чувств прикрыв
глаза и сам себе удовлетворенно кивая; Сид предпочитал извлекать из своего
контрабаса звуки на октаву выше нот, в подражание своему кумиру Сэму
Стюарту, знаменитому джазовому контрабасисту. Рядом с Сидом сидел ударник
Ирвин, в снаряжение которого входил теперь малый барабан, тамтам,
колокольчики и поставленный вертикально большой барабан; на нем он играл с
помощью педали, при нажатии на которую подскакивал молоток в виде большого
шара на палке и бил барабану в бок. А впереди, рядком, точь-в-точь как