"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

о том, что вот был дирижабль в небе и вдруг оттуда упал. Им ведь вообще не
положено касаться земли, они швартуются к высоким башням - чисто небесные
сооружения; а он вдруг упал, охваченный пламенем, на землю. У меня так и
стояла эта картина перед глазами. В воскресных газетных комиксах была
картинка про Пучеглазика, где его корабль тонул. Сам он плыл прочь, а
корабль сперва высоко поднял из воды нос, потом камнем пошел ко дну,
выпустив струю пузырей и уморительно делая "буль-буль". Но я знал, что,
когда тонет настоящий корабль, это ужасное зрелище, вроде падения огромного
животного: иногда он сначала заваливается на бок или, быть может,
переворачивается кверху днищем и тонет постепенно, все быстрее и быстрее,
оставляя после себя в море страшный водоворот. Отец рассказывал мне, что он
однажды видел кинохронику о том, как океанский лайнер выбросился на берег
острова Джерси. Он лежал на боку и горел. Даже в воде корабли могут гореть.
Вокруг меня все то взлетало, то падало. Джима Брэддока ударил Джо Луис29, и
Брэддок упал. В книжках мне попадались картинки, на которых рыцари падали со
своих коней или падали кони, а в фильме "Кинг-Конг" земля так и вздрагивала,
так и вздрагивала, когда падали сраженные в битве гигантские динозавры. Ну
и, опять-таки, Конг тоже пал. А совсем недавно я видел на улице, как
какой-то старик ни с того ни с сего вдруг pyxнул на колени, потом стал
валиться на бок и сел на тротуар, опершись на локоть; это зрелище меня
напугало. В кровати, пытаясь уснуть, я представил себе отца: вот он
споткнулся, вот валится наземь, и тут я вскрикнул.

18

Конечно же, и я все время падал, но это другое дело. Я жил в самой
непосредственной близости от мостовой, а перед домом я знал всю топографию
крыльца, бетонного тротуара, а также всех трещин в тротуаре и сколов серых
каменных плит поребрика. Моим лучшим другом теперь был Бертрам, который жил
в одном квартале от нас, на авеню Морриса, и учился играть на кларнете. Он
был маленьким и толстеньким. В наших играх верховодил я. Давай, понарошке,
я - то. А ты, понарошке, - сё. Давай я скажу так, а ты сделаешь сяк. В кино
как раз недавно шел сериал про Зорро, этакого одинокого воителя в черном и
на черном коне, и в наших играх я был Зорро, а Бертрам воплощал
какого-нибудь другого персонажа из фильма. Я был живее его, подвижнее и
поэтому главней. В мусорном баке мы нашли какие-то рейки, и они нам служили
шпагами. В наших дуэлях Бертрам представлял собой сразу множество солдат или
даже целые подразделения, и, пока я не заколю одного и не полюбуюсь его
падением, другой никак не мог выскочить и на меня наброситься. Я вспрыгивал
на крыльцо, я пробегал по кирпичной завалинке и соскакивал на землю. Я падал
и фехтовал с Бертрамом, лежа на спине. Он пританцовывал вокруг. Наша игра
была одним нескончаемым сериалом, который уводил нас в переулок и на задний
двор. Здесь, в качестве Зорро, я бесстрашно карабкался по каменной с
цементными заплатами стене, отделявшей наш двор от территории доходного дома
по ту сторону. По верху стены шел гнилой деревянный заборчик, он шатался и
здорово затруднял перелезание. Цемент был в трещинах и осыпался. В дырах
жили сообщества рыжих муравьев. Моему другу толком освоить эту стену никак
не удавалось. Я бегал поверху, вдоль небезопасного подобия поручней, а он за
мной понизу, во дворе. Он преданно пыхтел и сопел. Никак ему не победить
было в этих стычках, потому что я всегда был Зорро. Снова и снова он падал