"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

они на обратном пути начнут друг с другом разговаривать. Чаще всего так и
получалось, но иногда даже такой совместный выход из дому оказывался
бесполезным: во время сеанса мать радостно смеялась, это я сам слышал, но,
выйдя на улицу, разговаривать с отцом по-прежнему не желала. Иногда отец во
время фильма засыпал, иногда в нетерпении выходил ненадолго из зала. Когда
ему хотелось выпить лимонаду или выкурить сигару, он умел выйти из
кинотеатра, а потом вернуться, причем второй раз билет не покупал. Так
испытывать судьбу я не стал бы даже пытаться.
Коммерция у него шла плохо, и, видимо, от этого он стал как-то тише и
серьезнее. Уже не приносил домой так часто всякие диковины.

Моим единственным надежным другом в то лето была маленькая Мег, которую
мать, как и меня мои родители, не вывезла за город. Я играл с нею в
"классы", правда предварительно убедившись, что ни в сквере "Овал", где мы
затевали наши игры, ни в обозримой близости от него знакомых мальчишек нет.
Все-таки это была девчоночья игра, состоявшая в прыганье по расчерченным и
пронумерованным клеткам, к тому же чересчур простая. Бросаешь плоский
камешек или еще что-нибудь в очередную клетку и, если он из нее не
выкатился, допрыгиваешь до него, поднимаешь, стоя при этом на одной ноге,
потом, не наступая на черту, разворачиваешься, и все в порядке - поскакал
обратно. Через некоторые клетки полагалось перепрыгнуть, если твой партнер
заявил их "своими". Иногда правила усложнялись. Мег моя мать считала милым
ребенком, так она ее и называла - "милый ребенок", потому что ее имя матери
не нравилось.
- Что еще за имя такое! - возмущалась она.
- Это сокращенное от Маргарет, - объяснял я. - Но все ее зовут Мег.
- Ну разве это имя для девочки, это только судомойка какая-нибудь может
быть Мег. О чем ее мать думает!
Мать Мег она не одобряла. Я не мог понять почему. Эта женщина всегда
была со мной приветлива, она была миловидной, стройной, светлые, чуть
рыжеватые волосы носила коротко подстриженными; особенно хороша была, когда
улыбалась. Казалось, она все время прислушивается к звучащей в глубине ее
существа приятной мелодии. Ее звали Норма. Я это знал потому, что Мег к ней
так и обращалась, причем - хотя это и очень странно не называть свою мать
мамой - Норма, похоже, не возражала. Она здорово умела делать холодное
шоколадное питье: брала ложку-другую какао, добавляла молоко и сахар, потом,
завернув в кухонное полотенце, крошила молотком кубики льда, пересыпала лед
в некий прибор, именовавшийся "кастрюлька сиротки Энни" и представлявший
собой чашку с выпуклой крышкой; она встряхивала эту "сиротку", пока
содержимое не охладится равномерно, и наконец разливала, добавляя ледяную
крошку. "Из меня вышла бы неплохая буфетчица", - усмехалась она. Вообще она
много чего делала в том же духе.
Материально это была семья не очень-то обеспеченная. Жили они в
многоквартирном доме без лифта, на шестом этаже - поди долезь! Лестница
темная, в коридорах кафель маленькими шестиугольными плитками, как в ванной.
Квартирка у них была маленькая, но очень светлая: окнами она выходила на
парк "Клермонт" неподалеку от авеню Монро. В полуподвале их дома
располагалась маленькая бакалейная лавка, витрина которой выходила верхней
частью на улицу. Из этой лавки от проходящих людей видны были только ноги,
как будто вся верхняя половина тела отрезана. Иногда мать посылала меня в