"Хаймито фон Додерер. Дивертисмент N VII. Иерихонские трубы" - читать интересную книгу автора

симпатия и уважение вызвали у госпожи Иды в свою очередь дружеское ко мне
расположение, и вскоре мы уже считали друг друга лучшими в мире соседями!


В те дни, когда у меня начались шумные пьянки и бесчинства, госпожа Ида
жила одна в своей квартире, сын с женой получили свой очередной отпуск
лишь поздней осенью и уехали, чтобы провести этот месяц на юге Италии. Моя
соседка меньше всего принадлежала к людям, воспринимающим шум с повышенной
чувствительностью, напротив, можно было только поражаться, насколько она
была в этом отношении терпима, и сама не раз со смехом отмечала эту свою
особенность. Однако глухой она тоже не была. Ну, в самом начале эксцессов,
то есть вскоре после 20 октября и трех приседаний Рамбаузека, наше
поведение еще не достигло своего апогея. Конечно, мы орали, но мы были в
задней комнате; к тому же, как только я въехал в эту квартиру, я потратил
много сил, чтобы обеспечить ее звуконепроницаемость, тогда, правда, не для
того, чтобы иметь возможность беспрепятственно пировать и шуметь, а,
наоборот, чтобы работать в тиши, но, как оказалось, пороку пошло на пользу
то, что делалось во имя добродетели.


И все же ночью мои пьяные гости то и дело топали через нашу общую
прихожую, и ничего тут нельзя было поделать, потому что шли они по нужде.
При этом они, конечно, дурачились, задирали друг друга, хотя на ногах
держались нетвердо. И вот как-то раз доктор Прецман - тот самый врач, что
перевязал тогда руку раненому, - дал одному приятелю хорошего пинка в зад
за то, что тот замешкался у унитаза. Тут началась потасовка. Шум донесен
до моих комнат, и гости валом повалили в прихожую и как-то сами собой
влились, так сказать, во все разрастающуюся драку, которая вскоре стала
всеобщей. Казалось, подливали все больше масла в огонь, и в конце концов
дрались уже все двадцать человек, каждый лупил каждого, кто попадался под
руку, и никто не знал за что.


Легко вообразить, как неловко я себя чувствовал после этой ночи из-за
моей несравненной госпожи Иды. На следующий день я проскользнул мимо нее,
причем весьма поздно, в купальном халате и очень вежливо поздоровался; на
ее остреньком личике но видно было следов бессонницы, она выглядела свежей
и привлекательной, как всегда, и дружески поблагодарила меня за мои добрые
пожелания. Все же оставалось совершенно непонятным, почему она ночью не
выразила нам своего возмущения и не потребовала тишины: шум ведь в самом
деле был просто невообразимый.
Обычно те из моих собутыльников, что доползали до меня в течение дня,
чтобы опохмелиться стаканчиком, а затем уйти, пошатываясь, если встречали
в прихожей соседку, прежде всегда изощрялись в учтивости - глупо
ухмыляясь, они расшаркивались и, нетвердо стоя на ногах, по нескольку раз
ей кланялись. Конечно, рано или поздно госпожа Ида все же должна была
понять, что у меня творится. Но она виду не подавала. Однако, когда я
как-то в полдень застал одного из своих приятелей, забежавшего ко мне
выпить рюмочку - к слову сказать, он был из именитой семьи, держался
уверенно и обходительно, хотя трезвым его давно уже никто не видел, -