"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

достаточно характерно, сколь трезво и решительно шагнула она от виселицы,
после скоропалительного венчания, в свою новую повседневность, меж тем как
Брандтер еще долгие дни без руля и без ветрил носился по волнам вторично
подаренной ему жизни.
Другое дело было, когда задумывалась она о лейтенанте. Здесь начиналась
мука. Это место в ее воспоминаниях было освещено наиболее ярко, отличалось
особенной свежестью красок и четкостью рисунка, но в то же время причиняло
ей такую боль, что стоило ей мысленно задержаться на нем, как у нее
вырывался легкий вздох, тихое бормотание или какое-нибудь нечаянное
словечко. Этого человека она видела перед собой верхом на лошади в тот
миг, когда ей удалось увернуться от поздравлений простонародья, угощавшего
ее и Брандтера на свой грубо-откровенный манер ласковыми тычками и
пинками. Ханна протиснулась сбоку к лошади лейтенанта и бросилась было к
нему, чтобы схватить и поцеловать его затянутую в перчатку и вяло
свисавшую правую руку.
Офицер не удостоил ее взглядом. Он хоть и глядел в ту сторону, откуда
она подбежала, но ее не видел. Глаза его были устремлены куда-то вдаль,
мимо нее или сквозь нее, словно не она стояла с ним рядом, а была там
пустота, воздух, прозрачное стекло. И когда вслед за тем он устало
поворотил коня и неспешно затрусил прочь, никому и в голову не пришло,
будто сделал он это, опасаясь встречи с Ханной и желая ее избежать, - нет,
единственно потому, что в тот миг ему этого захотелось. Он вел себя так,
будто совсем не узнал ее или вообще не заметил.
А вот она только в тот миг его и узнала, узнала внезапно и слишком
поздно: лицо, не раз виденное ею раньше, она поместила теперь в подобающую
ему рамку - в дом своих знатных господ. Шлем, закрывавший ему голову,
сделал его почти неузнаваемым. Но теперь Ханна знала, что этому человеку
она прежде не раз набрасывала на плечи плащ и подавала перчатки, неизменно
вознаграждаемая за это его благосклонной улыбкой. А потом он вжимал в ее
горячую неподатливую ладонь серебряный гульден.
Только в ту минуту поняла Ханна, что сделала непоправимый шаг вниз, ее
охватило отвращение к ликующему простонародью, в нос ей внезапно ударил
терпкий запах этого люда - запах, которого она раньше не замечала. В ту же
минуту в ее сознании молнией блеснула мысль о родителях, живущих в далеком
Гайльтале, людях хоть и бедных, но почтенных. И тогда она почувствовала,
что как бы сама отсекла себя от всего прежнего, отсекла решительно и
бесповоротно, и рана причиняет ей боль.
Но с образом графа Мануэля - Ханна снова и снова видела, как он
поворачивает коня, не давая ей схватить его за руку, - с его образом у нее
связывалось странно двойственное чувство давней признательности и злобы.
Неужто для этого человека она была лишь чем-то вроде ступеньки к его
собственному душеспасению? Это безмерно возмущало ее. Нет, должно быть,
для их сиятельства она всего лишь обыкновенная служанка, к тому же
добывшая себе жениха с виселицы, а стало быть, пустое место.
Слуга держал себя куда лучше господина - так неизменно заключала Ханна
свои размышления. Если лейтенант с начала до конца происшествия не
соизволил ни единого разочка на нее взглянуть (безбожный, высокомерный
щеголь!), то этот простой рейтар выказал ей, молодой и пригожей девице,
достодолжное уважение.