"Хаймито фон Додерер. Слуньские водопады" - читать интересную книгу автора

отлично понимали, как оно близко, у них достало и слуха и чувства понять,
что одна дверь открывается им в то самое мгновенье, когда захлопывается
другая. Это сознание они сносили терпеливо, покорно, ни о чем не
спрашивая. Они уже не помышляли об утраченных возможностях, поскольку
таковых более не существовало, после того как они решили все начать
сначала. В общем-то, они, можно сказать, плавали на поверхности, как два
одновременно упавших в воду листа, не видя глуби, но на свой простецкий
лад зная о ней. Или, вернее, Феверль и Фини, иначе Фини и Феверль,
воспринимали то новое, что отныне их окружало, не только разумно, но в
известной мере лирически.
Лирической была и боль из-за прерванного купания. Голубизна воды в
военной плавательной школе в Пратере была утратой, но самой большой
утратой были навеки канувшие часы - прекрасные, мирные, ни на что, кроме
самих себя, не направленные, часы, наполненные солнцем, испарениями мокрых
досок и плеском воды.
Напоследок они еще раз пошли туда, но уже не ныряли до самого дна этой
прежней чаши, вбиравшей в себя их существование так дружелюбно и нежно.
Сейчас чаша блестела, словно они на нее смотрели сбоку, из некоторого
отдаления. Оттуда - в Адамов переулок, при свете дня, чтобы захватить
кой-какие мелочи из принадлежностей туалета, которые всегда там оставляли.
Свирепый дракон высунулся из логова.
Они сразу же сказали заученную фразу: они пришли только за этими
мелочами и больше сюда не явятся.
(Хотя до середины июля квартира была оплачена.)
Но оскаленная морда госпожи Веверка в этом случае не просветлела.
Только спрятанный коготь протянулся за деньгами; каждая из бывших жиличек
дала ей по гульдену.
Затем они ушли. Веверка выбежала на площадку, глянула, как они
спускаются по лестнице, виляя своими попками. Перед лицом непостижимого у
нее вырвался первобытный вопль.
Переводить это не подобает (к тому же для людей интеллигентных перевод
был бы излишен).


По утрам в половине шестого где-то вдали проходил поезд, паровоз гудел,
и еще некоторое время доносился стук колес.
Комната, в которой они теперь жили, под крышей гостиницы и над бывшим
вагонным депо, была почти невероятных размеров, с натертым до блеска полом
и выглядела почти пустой. В одном из ее углов высилась большая белая печь,
кроме нее, в комнате находились два гигантских шкафа, выкрашенных желтой
краской, посередине стол с двумя креслами, а слева и справа стояли
кровати, по размерам не уступающие шкафу, и два ночных столика с
подсвечниками, которыми без труда можно было бы сбить с ног здоровенного
мужчину.
Когда проходил поезд, Фини и Феверль уже не спали. Едва раздавался
гудок, они, издавая какие-то квакающие звуки, спрыгивали с кроватей. С тех
пор как они поселились здесь, они каждое утро так квакали. В комнате было
до того светло, что даже глаза слепило. Здание это с юго-востока замыкало
собой большую усадьбу, а из трех окон комнаты взор их свободно охватывал
всю равнину, не задерживаясь ни на чем в отдельности: ни на блестящем