"Апостолос Доксиадис. Дядюшка Петрос и проблема Гольдбаха " - читать интересную книгу автора

на родственных свадьбах, я не знал вкуса алкоголя. Следовательно, огромное
количество, поглощенное в этот вечер (я начал с пива, перешел на бурбон и
закончил ромом) необходимо умножить на достаточно большой коэффициент n,
чтобы правильно оценить эффект.
На третьем или четвертом стакане пива, когда я еще что-то соображал, я
написал письмо дяде Петросу. Потом, войдя в фазу фаталистического ожидания
неминуемой смерти, но до того, как полностью отключился, я передал это
письмо бармену вместе с остатками стипендии, попросив выполнить мое
последнее желание и отправить письмо. Частичная амнезия, затемняющая
подробности этого вечера, навеки скрыла точное содержание письма. (У меня не
хватило духу разыскивать его, когда я через много лет унаследовал архив
дяди.) Судя по обрывкам памяти, нет такого ругательства, вульгарного или
оскорбительного выражения, проклятия или злобного пожелания, которого не
было бы в этом письме. Смысл состоял в том, что дядя разрушил мою жизнь, а
потому я, когда вернусь в Грецию, его убью, но только после долгих пыток
самыми извращенными способами, которые только может придумать человеческое
воображение.
Не знаю, сколько времени я пробыл без сознания, борясь с потусторонними
кошмарами. Наверное, был уже конец следующего дня, когда я начал осознавать,
где нахожусь. Находился я в своей кровати, а Сэмми сидел за своим столом,
склонившись над книгами. Я застонал. Сэмми подошел и объяснил, что меня
принесли студенты, нашедшие меня в бессознательном виде на газоне перед
библиотекой. Они отнесли меня в амбулаторию, и доктор без труда поставил
диагноз. Ему даже не пришлось меня осматривать, поскольку вся одежда у меня
была облевана и от меня разило алкоголем.
Мой новый сосед, явно озабоченный перспективами нашего дальнейшего
совместного проживания, спросил, часто ли это со мной бывает. Я со стыдом
промямлил, что такое было в первый раз.
- Это все из-за проблемы Гольдбаха, - успел прошептать я и снова
провалился в сон.

Еще два дня я отходил от мучительной головной боли. Потом (кажется,
поток алкоголя перенес меня через Гнев насквозь) я вошел в следующую стадию
горя: Подавленность. Двое суток я сидел мешком в кресле в гостиной,
бессмысленно глядя на черно-белые образы, танцующие в телевизоре.
Из этой летаргии, в которую я впал по собственной инициативе, меня
вытащил Сэмми, выказав чувство товарищества, никак не соответствующее
ходячему карикатурному представлению об эгоцентричном и не от мира сего
математике. На третий вечер после того, как я сломался, Сэмми подошел и
посмотрел на меня сверху вниз.
- Ты знаешь, что завтра - крайний срок регистрации? - спросил он
сурово.
- М-м-м...
- Так ты зарегистрировался? Я вяло мотнул головой.
- Ты хотя бы выбрал курсы, которые будешь слушать?
Я еще раз мотнул головой, и Сэмми нахмурился.
- Не мое, конечно, дело, но не лучше ли тебе было бы заняться этими
довольно срочными делами, чем сидеть и пялиться в ящик для идиотов?
Потом он признался, что не только желание помочь собрату по
человечеству в тяжелую минуту заставило его взять на себя этот труд - его