"Мирон Долот. Голодомор " - читать интересную книгу автора

плачущая жена и дети. Несомненно, отцу и мужу хотелось быть со своей семьей,
но ему не удалось нагнать их. Товарищ Пашченко, председатель сельсовета,
наблюдавший за происходящим, навел свой пистолет и хладнокровно выстрелил.
Молодой отец замертво упал в снег, а сани с его вдовой и детьми-сиротами
проследовали дальше.
Вся погрузка заняла около получаса. Примерно пятьдесят саней
выстроились в одну линию на дороге в направлении районного центра. В
головной части, в середине и в хвосте поместили военные повозки с
пулеметами. Каждые две-три повозки охранялись вооруженным человеком.
Милиционеры и ГПУшники следовали верхом.
Комиссары и местная власть весело болтали между собой, пока это
"парад" проходил мимо трибуны. Мертвые тела все еще лежали на дороге,
пугая лошадей.
После того, как последние сани выехали за пределы села, мы поспешили в
сельсовет, надеясь найти Сергея. Но увидеть нам его не удалось. Нам только
сообщили, что его скоро будут судить колхозным судом.
Новость о судьбе арестованных разлетелась с возвращением пустых саней.
На железнодорожной станции их поджидал товарный состав.
Несчастных, словно скот, загрузили в товарные вагоны. Только много
позже мы узнали, что с ними произошло.

ГЛАВА 9.

Спустя несколько дней после ареста Сережи, маму вызвали в народный суд
в качестве свидетельницы. На повестке значилось, что суд состоится в
следующее воскресенье, в первых числах марта, и что имя обвиняемого -
Сергей.
Эта новость наводила на страшные размышления. Власти требовали мать
давать показания против родного сына. Как свидетельница, она должна будет
рассказать о драке между Сережей и товарищем Хижняком.
Мы сознавали, что настоящая причина их столкновения будет игнорирована
судом, поскольку любое сопротивление представителям коммунистической партии
расценивалось как акт государственной измены, даже если это было
самозащитой.
В воскресенье мы вышли из дома и направились туда, что до недавнего
времени было нашей церковью. Стоял сильный мороз, и медленно падал снег.
Клуб оказался уже набитым народом, и суд начался. Маме не разрешили
присутствовать на собрании, ей сразу же указали на дверь.
В качестве свидетеля ей полагалось ждать где-нибудь, пока ее не вызовут
на заседание суда. Я хотел остаться с ней, но мне не позволили.
Очутившись внутри бывшего церковного помещения, меня, прежде всего,
поразила стоявшая тишина. Казалось, мы находились в церкви.
Люди сидели молча, прямо глядя перед собой. Все сняли шапки, как это
всегда делали раньше во время церковной службы.
Затем мое внимание привлекло чрезмерное внутреннее убранство помещения,
если это так можно назвать. На потолке, в самом центре, там, где когда-то
висели хрустальные канделябры, коптила керосиновая лампа. На стенах, раньше
украшенных иконами и картинами на религиозные темы, теперь красовались
портреты партийных и государственных вождей. Над бывшем алтарем, на месте
картины