"Юрий Домбровский. Новеллы о Шекспире" - читать интересную книгу автора

- Да нет, видел. Нет, не так чтоб уж очень плох, сказал Гроу. - Я
заходил к нему, он лежит, смеется, разговаривает.
- Да это он всегда смеется, - объяснил парень и поднял свою кружку. -
Ну, за здоровье! Это он, студент, всегда смеется! Я его ведь вот с этих пор
помню. Мальчишкой был, так помню, как он на коне приезжал.
- Так вы, значит...
- Ну еще бы! С детских лет! Так он всегда смеется!.. Вот прошлым летом
ходил он, гулял и зашел к дяде моему, в кузницу. А дядя мой его только на
два года моложе. Насчет каких-то замков они потолковали. Он говорит:
зайдешь, мол, завтра, посмотришь, сговоримся. Дядя его оставлять стал. "Нет,
говорит, тороплюсь". Простился, подошел к двери, хотел ее толкнуть, да как
грохнется! Почернел, напрягся и все воздух, воздух ртом, как рыба, хватает,
а грудь-то так и вздымает, так и ходит волной, волной. Ну, дядя человек
знающий, сразу по такому случаю берет его под мышки, я - за ноги, и вот
кладем мы его на лежанку. Он лежит, а грудь все ходит, все ходит. И весь
побагровел, и из глаз слезы, слезы, слезы. Дядя ему два раза лицо платками
обтирал. Так он с час пролежал. Потом: "Дай, говорит, руку, хочу сесть". И
сел. Дядя меня в погреб послал за медом, я сбегал, целый жбан принес. "Пей,
Билл, - говорит дядя, - он у меня на мяте, целебный, сразу лучше станет". Он
взял жбан в обе руки, а пальцы дрожат, и как впился в него, пил, пил, пил -
половину не отрываясь выпил. Встал, отряхнулся. "Спасибо, говорит, вылечил
меня, ну, я пойду". Потом постоял, подумал и говорит: "А я о тебе вспоминал.
У нас в театре хорошую балладу сложили о кузнецах - я найду, спишу тебе ее и
покажу, на какой голос петь". А дядя-то мой когда-то первый запевала здесь у
них был. Вместе к реке они все на троицу ходили. Дядя всех там одним голосом
перебивал. Ну а сейчас, конечно, где ему петь. Он полуглухой стал в этой
кузнице!" - Что ты, - говорит дядя, - я уж и тех лет не помню, когда я пел!
Ты что, забыл, сколько прошло!" Тот смеется: "А ведь и верно, забыл". Дядя
говорит: "Вот и я вижу, что забыл. Ты думаешь, что нам всем по двадцать
лет". - "Нет, говорит, про себя я так не думаю. А вот на тебя посмотрел -
позавидовал, все у тебя в руках кипит, все горит огнем. Как ты был молодым,
так и остался. А я вот от своей работы на покой запросился. Буду теперь
нажитое проживать, прожитое вспоминать, у камелька кости греть да внучат на
ноге качать. Вот такое теперь мое дело". И все улыбается, улыбается, так и
ушел улыбаясь! Я вот говорю, что с малых лет его помню и никогда сердитым
или хмурым не видел! А теперь вот умирает! Да! Теперь уже не пойдешь к их
колодцу за водой! И запрут, и собаку спустят! В Нью-Плесе вода знаменитая,
там колодец глубокий, до самого белого песка. Еще старый хозяин рыл. Да!
Смерть - это тебе... - Он вдруг оглянулся, понизил голос и спросил: - А
королевский указ...
- Что - королевский указ? - удивился Гроу.
- А! Значит, не открыли вам всего, - кивнул головой рыжий. - Есть у
него королевская хартия на его имя. Что в ней - никто точно не знает, но
только дает она большие привилегии на все, ему и его потомкам - кого он из
них выберет. Вот из-за этого у них и спор, - парень опять оглянулся, -
наследника-то мужчины нет, одни дочки, у них и фамилия другая, вот они,
значит, и сомневаются: подойдут под эту бумагу или нет? А если нет, то
прошение надо писать королю, просить, чтобы признали. А вот будет он писать
или нет - этого никто не знает. Рассердится да и не напишет. Вот и все. Вы
про это ничего не слыхали?