"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

подпольной связи не сохранилось". И так повсюду. Нет, не сохранилось, надо
полагать, не мог не участвовать, не мог не знать - эти оговорки и в скобках
и без них сопровождают всю жизнь Добролюбова вплоть до могилы.
Последняя страница дошедшего до нас фрагмента дневника 1859 года
обрывается фразой: "Мало нас... Если и семеро, то составляет одну миллионную
часть русского народонаселения. Но я убежден, что скоро нас прибудет..." И
все. Остальное уничтожено. Опять приходится гадать. Впрочем, тут уже
расшифровка трех заглавных букв строчкой выше сразу объясняет все.
Оказывается, в семерку эту входят "Ч, О да С" - Чернышевский, Обручев,
Сераковский. Обручева арестовали через два года, Чернышевского еще через
год, Сераковский погиб позже всех, в 1863 году. Итак, из четырех названных
Добролюбовым ушел только один он, и то только потому, что смерть
поторопилась. И, конечно, совершенно недаром Добролюбов еще за год до этого
писал: "Уж я хотел было обратиться из явной полиции в тайную, которая должна
меня знать несколько лучше", И тут опять же те же таинственные скобки,
заполнить которые мы при нашем теперешнем состоянии знания о революционном
подполье не можем. И вот новая, странность: никаких материалов о Добролюбове
в архиве III отделения не обнаружено: уничтожить их было некому - так
неужели же он и впрямь был таким гениальным конспиратором? И еще новые
вопросы. Вопрос о знаменитом "письме из провинции", появившемся 1 марта 1860
года в "Колоколе", Оно, конечно, безымянное. Его автора искали М. К. Лемке,
М. Н. Покровский, Г. О. Берлинер, Ю. М. Стеклов, а в последнее время - С. А.
Рейсер, М. В. Нечкина, Б, Л, Козьмин, Э. Л. Ефименко: сначала авторство
Чернышевского считалось почти доказанным, потом оно сильно заколебалось, и
сейчас в наиболее сильном "подозрении" оказывается Добролюбов. Да, это,
видимо, он наставлял Герцена: "К топору зовите Русь!" Это голос его
дневников и писем.
Вопрос о том, как следует понять такие строки, произнесенные над свежей
могилой: "Там (в Италии) ... он весь погрузился в ту кипучую деятельность,
которой тогда жила соединившаяся Италия, познакомился со всеми тамошними
деятелями, принимал живое участие в их делах и прениях, несколько раз
проезжал Италию из конца в конец". Это из некролога, помещенного в журнале
"Время" Ф. Достоевского и приписываемого ему самому. За этими строками
скрывается, видимо, чрезвычайно многое, И снова приходится гадать и гадать.
Не по собственному же только побуждению (от своего же имени) Добролюбов
несколько раз пересекал Италию (кому бы в Риме в то время вдруг понадобился
этот неизвестный больной русский?). И в какую "кипучую деятельность" он,
никому не известный чужестранец, мог погрузиться? Это было по плечу
профессиональному революционеру Оводу, но больному литератору, автору
критических статей... Или он имел какие-то чрезвычайные полномочия? Так от
кого же? Вот мы опять видим самый кончик нитки из клубка, который никак не
разматывается. А он, верно, и полномочия имел и поручения какие-то выполнял.
Это снова подтвердил через сорок лет один из воспоминателей (Д. П.
Сильчевский). "Его политическая деятельность в Италии в 1861 году (когда
итальянцы, руководимые Мадзини и Гарибальди, стремились к окончательному
объединению и захвату Рима и Италии) у нас и доныне остается неизвестной".
"У нас" - не следует ли из этого, что в Италии знали больше? Это написано в
1901 году, но скобки, в которые заключены имена двух великих республиканцев
Италии, и до сих пор не раскрыты. Но не значат ли они, что Добролюбов был
знаком с обоими вождями объединенной Италии? Этого нельзя исключить, но и