"Стивен Дональдсон. Лорд Фаул Презренный (Хроники Томаса Кавинанта Неверую" - читать интересную книгу автора

на свою камеру в лепрозории. Все опасное он поместил в комнату для гостей;
покончив с этим, он запер ее и запрятал ключ подальше.
После этого Томас вернулся к своей хижине и тоже запер ее,
предварительно выкрутив пробки, чтобы предотвратить возможность загорания
старой электропроводки.
Покончив таким образом со своим прежним образом жизни, он
основательно вымыл руки. Мыл он их с мрачным и одержимым видом, и ничего
не мог с собой поделать - физическое чувство нечистоты было слишком
сильно.
Гадкий, грязный прокаженный!
Осень прошла в непрерывном балансировании на грани безумия. Темная
сила пульсировала в нем, словно пиратская шпага застряла между ребрами,
непреднамеренно раздражая его. Он чувствовал смертельную потребность
выспаться, но не мог этого сделать, потому что во сне ему теперь стали
чудиться кошмары разложения; несмотря на бесчувственность своего тела, он,
казалось, ощущал, как оно живет. А пробуждение ставило его лицом к лицу с
ужасным непоправимым парадоксом. Не имея никакой поддержки или ободрения
со стороны других людей, он начал сомневаться в том, что сможет вынести
всю тяжесть своей борьбы с ужасом и смертью; тем не менее эти ужас и
смерть объясняли, делали понятным, почти оправданным его отчуждение и
отказ других помочь или ободрить его. Его борьба была результатом тех же
страстей, что обуславливали его изгнание. Мысль о том, что с ним будет,
если он откажется от борьбы, была ему ненавистной. Ненавистной была и
мысль о том, что он вынужден вести безвыигрышную вечную борьбу. Но людей,
которые сделали его духовное одиночество столь абсолютным, он ненавидеть
не мог. Они всего лишь разделяли его собственный страх.
Единственной его опорой в этих обстоятельствах был сарказм. Он
держался за свою отчаянную злобу как за якорь спасения; чтобы выжить, ему
нужна была ярость - ярость, позволявшая ему держаться за жизнь, словно
накинув ей на шею удавку. Бывали дни, когда ярость не покидала его от
восхода солнца до заката.
Но со временем даже эта страсть начала затихать. Его оторванность от
людей была частью его устава: она была необратимым фактом, столь же
реальным и обязательным, как земное притяжение, напасть и
бесчувственность. Если ему не удастся заставить себя подчиниться фактам,
ему не удастся выжить.
Когда Томас смотрел из окна на ферму, то деревья, опоясывающие
принадлежащий ему клочок земли и отгораживающие его от шоссе, казались
такими далекими, что ничто не могло послужить мостом через эту пропасть.
Противоречие не имело разрешения. Без страстности он не мог
продолжать борьбу - однако все эмоции должны были быть отринуты им.
Прошла осень, и теперь он все реже и реже проклинал несбыточность
желаний, в плену которых находился. Он бродил по лесу позади Небесной
Фермы - высокий худой человек с диким взором, механической походкой и
лишенной двух пальцев правой рукой. Любой острый камень, крутой уступ,
заваленная тропа напоминали ему о том, что жизнь его зависит от его
осторожности, что стоит ему на мгновение ослабить бдительность - и все его
беды исчезнут вместе с ним, безболезненно и для всех незаметно.
Прикасаясь иногда к стволу дерева и ничего не ощущая под рукой, он
становился лишь еще более грустным, предвидя при этом, какой его ожидает