"Стивен Дональдсон. Лорд Фаул Презренный (Хроники Томаса Кавинанта Неверую" - читать интересную книгу автора

Тем не менее ко всему он все-таки не был готов. Очередной шок
оказался ему не по силам. После того, как он дважды и даже трижды
проверил, действительно ли Джоан ничего не писала, и после разговора по
телефону с юристом, который наводил для него справки, - смущение и
волнение этого человека, казалось, можно было почувствовать даже через
соединяющие их телефонные провода, - Томас отправился в свою
хижину-кабинет, стоящую среди леса, и занялся чтением написанного им
начала второго романа.
Явное скудоумие собственного сочинения ошеломило его. Назвать эти
каракули смехотворно-наивными было бы для них еще комплиментом. Он едва
мог поверить, что эта высокомерная чушь написана им самим.
Той же ночью он перечитал свой первый роман, бестселлер. Затем,
оперируя руками с величайшей осторожностью, он разжег огонь в камине и
бросил туда как новый манускрипт, так и напечатанный роман.
"Огонь! - думал он. - Очищение. Если мне не суждено больше написать
ни строчки, то по крайней мере я избавлю свою жизнь от этой лжи.
Воображение? Как я мог быть настолько самоуверенным?!"
И, глядя, как листки превращаются в серый пепел, он вместе с ними
сжигал и свои мечты о дальнейшей писательской деятельности. Впервые он
ощутил, насколько верны были наставления врачей; ему надлежало подавить в
себе все воображение. Он не мог позволить себе развивать воображение -
способность, с помощью которой он мог представить себе Джоан, радость,
здоровье. Если он будет терзать себя несбыточными желаниями, то это
нанесет урон соблюдению того закона, который позволял ему выжить.
Воображение было способно убить его, или соблазнить, или обманом склонить
к самоубийству: мысли о недоступном повергли бы его в отчаяние.
Когда огонь потух, Томас растоптал оставшийся пепел, как бы довершая
уничтожение написанного.
На следующее утро он принялся за организацию своей жизни.
Первым делом он отыскал свою старую опасную бритву. Ее длинное лезвие
из нержавеющей стали сверкало в флюоресцентном свете ванной злобным
плотоядным взглядом, но Томас намеренно загородил его от света, намылил
лицо, боязливо облокотился о раковину и приблизил лезвие к горлу. Словно
линия холодного огня пересекла его яремную вену - остро ощутимая угроза
пореза, и гангрены, и обострения проказы. Если бы его лишенная половины
пальцев рука соскользнула или дернулась, последствия могли бы быть самыми
серьезными. Но Томас сознательно пошел на риск - для того, чтобы приучить
себя к внутренней дисциплине, усилить свою бдительность при соблюдении
основных правил выживания и подавить свою непокорность им. Бритье этим
лезвием стало у него впоследствии личным ритуалом, ежедневной очной
ставкой со своим положением.
По той же причине Томас повсюду стал таскать с собой острый
перочинный нож. Как только он чувствовал, что его контроль ослабевает, что
к нему возвращается воспоминание о надежде или любви, он доставал этот нож
и приставлял лезвие к своему запястью.
Побрившись, он занялся домом. Сделал уборку, расставил мебель таким
образом, чтобы выступавших углов было как можно меньше, сведя до минимума
угрозу острых краев и невидимых препятствий; он уничтожил все, обо что
можно было споткнуться, ушибиться или пораниться, так что комнаты стало
безопасно обходить даже в темноте; он сделал свой дом максимально похожим