"Стивен Дональдсон. Лорд Фаул Презренный (Хроники Томаса Кавинанта Неверую" - читать интересную книгу автора- Черт побери! Они не имеют права.
Тем не менее изгнать из мыслей выражение лица адвоката было нелегко. Этот отвлекающий фактор был реальностью такой же, как проказа - иммунной к любому вопросу права или справедливости. А больной проказой прежде всего должен помнить о фатальной реальности фактов. Во время этой паузы Кавинанту пришло в голову, что появился неплохой сюжет для стихотворения: Та вещь, что люди по ошибке жизнью кличут, - На самом деле смерть, без преувеличенья... И запахи цветов и трав на летнем луге Могильной гнилью к горлу протянули руки. Тела живых танцуют в пляске смерти, Вокруг лишь ад - и так на всей планете... Вокруг лишь ад - вот настоящая правда. Адское пламя. Успел ли он за это короткое время насмеяться столько, сколько положено за жизнь? Он чувствовал, что вопрос этот очень важен. Он смеялся даже тогда, когда приняли его роман; смеялся над отражением глубоких тайных мыслей, которые словно подводные течения скользили по лицу Роджера; смеялся, увидев отпечатанный экземпляр своей книги; смеялся над ее появлением в списках бестселлеров. Тысячи вещей, больших и малых, наполняли его весельем. А когда Джоан однажды спросила его, что же он находит столь смешным, он ответил лишь, что каждый жизнерадостный вдох заряжает его всякий раз, когда чувствовал радость большую, чем мог в себя вместить. Но когда роман получил известность, Роджеру было шесть лет, а еще шесть месяцев спустя Кавинант так и не приступил почему-то к новому роману. Идей у него было слишком много. Он, казалось, просто терялся среди их изобилия, не зная, какие выбрать. Джоан не одобряла подобного непродуктивного богатства. Забрав Роджера, она оставила мужа одного на их только что купленной ферме, где кроме дома у него была хижина-кабинет с двумя небольшими комнатами, окна которых выходили на лес позади Небесной Фермы и на речушку, текущую посреди него. При этом она заявила Томасу, что повезла Роджера повидаться с родственниками, а также дала ему строгий наказ начать писать. Это был некий поворотный пункт, с которого судьба начала приближать его к неустойчивому положению золотого мальчика. Начала она с предостережения о том ударе, который отсек ему впоследствии полноценность жизни с той же беспощадностью, с какой хирург отрезает пораженную гангреной конечность. Он слышал эти предостережения, но не обратил на них внимания. Он не понимал, что они значили. Нет, вместо того, чтобы выяснить причину этого грома из-за горизонта, он с сожалением и спокойным почтением проводил Джоан. Он понимал, что она права, что снова писать он не начнет до тех пор, пока не побудет некоторое время один; и его восхищала ее способность действовать столь решительно, в то время как его сердце стонало под неизведанной пока тяжестью. Итак, помахав ей на прощание рукой и подождав, пока самолет скроется из виду, он вернулся на Небесную Ферму, заперся у себя в кабинете, включил |
|
|