"Джон Донн. Проповеди" - читать интересную книгу авторатебя, Он всегда с тобой, - но только если ты стремишься к Нему. Он был с
тобой и прежде, ибо научил тебя; устремляться к Нему мыслью, и будет с тобою во веки, ибо "Он вчера и сегодня и во веки Тот же" (Евр. 13:8). Нынешнее положение царя Давида, который очутился в изгнании, в пустыне Иудейской и подвергся гонениям (первая часть нашего стиха), - нам задано, об этом говорится в стихе, о котором мы размышляем. Во всех земных злоключениях Давид страдал только от духовных утрат. Печаль его не о том, что он был удален не просто от двора Саула, но от Церкви Божьей. И когда он говорит, стеная и плача: "...в земле пустой, иссохшей и безводной", он передает ощущение скудости, бесплодности, засухи и жажды "видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище". Ибо там "как туком и елеем насыщается душа моя, и радостным гласом восхваляют Тебя уста мои". Эти размышления убеждают нас в том, что духовные потери несравненно тяжелее мирских, и посему предметом наших молитв в любых утеснениях и бедствиях должно быть восстановление или продление нашего духовного, а не мирского благоденствия. В этом суть первой части стиха. Что касается развития темы других частей (воспоминание о Божьих благодеяниях в прошлом и выросшие из него упования на будущее), то было бы уместней поговорить о них позже. Теперь же вернемся к первой части и сравним мирские и духовные страдания. При таком сравнении прежде всего приходит мысль о всеобщности, повсеместности страдания и, следовательно, о его неизбежности. Что за счастливую метафору вложил Святой Дух в уста апостола: "Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу"3 (2 кор 4:17). Иными словами наши страдания легки, поскольку за ними нас ожидает преизбыток вечной славы. Если бы не он, ничто в мире не только "моровая язва весьма тяжелая"4 (Исх 9:3), но и "множество песьих мух"5 (Исх 8:24). Желая досадить египтянам, Бог насылает всего лишь мух, но и мухи могут стать тяжким бременем. Не один Иов жалуется, что "стал самому себе в тягость", - Авессалома тяготят волосы: "он стриг ее (голову) каждый год, потому что она отягощала его". Не только Иеремия стенает о том, что Бог "отяготил оковы" его, но и работники в винограднике возроптали на Бога за "тягость дня и зной" (Мф 20:12). "Весок и песок", - говорит Соломон (Прит 27:3). Сколько же в мире страдальцев, сгибающихся под крестной ношей ежедневных и ежечасных горестей, тяжких если не весом, так; числом своим! "Тяжел камень", - говорит тот же Соломон. Сколько же на свете людей придавил камень! Сколько их, никогда не знавших креста: приуготовляющего ли, обличающего или назидающего, купается в роскоши и беззаботности, и вот внезапно на них обрушивается камень, точило или жернов или сокрушает невыносимый крест? Но все тот же Соломон говорит далее: "гнев глупца тяжелее их". А сколько детей, слуг и жен страдают от гнева, ревности, сурового или сварливого нрава глупых хозяев, родителей и мужей, хотя вынуждены об этом помалкивать... Давид и Соломон стенали о том, что весь мир - суета и тлен, но Бог знает, что все на свете - тяжесть, бремя, вес и гнет. И если бы не весомость будущей славы, уравновешивающей их, все мы погрузились бы в ничтожество. Я не спрашиваю Марию Магдалину, была ла для нее бременем легкость бытия (ибо грех - ощутимое бремя). Но я спрашиваю Сусанну: разве не была для нее бременем даже целомудренная ее красота, и Иосифа: не тяготился ли он своей миловидность? Я не вопрошаю Богача6, обреченного на вечную гибель, но тех, |
|
|