"Вадим Донской. Айси (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

Он начал спуск недалеко от этого места, пожалев, что Такэо нет рядом, и
наступил на "живой" камень. Дальше все полностью соответствовало законам
ньютоновской механики. В общей сложности он падал около тридцати секунд и,
значит, сейчас висит на глубине порядка четырехсот пятидесяти метров, а до
дна осталось не более ста пятидесяти. Но для него они, похоже, были равны
бесконечности. Ни вверх, ни вниз до конца не добраться.
"Ни тпру, ни ну, как говорили в старину", - усмехнулся он. "Э-э-э,
Николай Петрович, рано помирать собрался", - тут же пожурил себя вслух и
опять начал дергаться и извиваться всем телом, пытаясь освободить
излучатель, плотно прижатый скафандром к скале. Результат опять был
нулевым.
"Капитально заклинило", - подумал он и на какое-то время затих.
"А дома сейчас конец лета, - вдруг вспомнилось ему, - в прошлом году мы
как раз в это время с Митькой на рыбалке были".
Да, Митьке тогда исполнилось восемь, и они впервые пошли с ним на
рыбалку с ночевкой. Вечер был тихий и солнечный. Они надергали изрядное
количество окуньков. Потом костер, котелок с ухой. Вечерний звонкий концерт
лягушек. И уже в темноте они варили чай и, обжигаясь, пили его, сидя у
догорающих малиновых углей. Изредка поднимались размять ноги и стукались о
низкий каменный потолок пещеры, смеялись, потирая шишки, и долго-долго не
спали, разговаривали.
Мысль о том, что все приговоренные к смерти вспоминают прожитую жизнь,
вызвала горькую усмешку.
"А что тебе остается делать, Коля? Воздуха осталось на пятнадцать
часов, не больше... - казалось, не он, а кто-то со стороны равнодушно и
холодно произнес это. - Рано явилась, старая, - сквозь зубы процедил он. -
Прочь".
Но прежние приятные мысли не возвращались, в голову лезла всякая чушь,
и он опять начал извиваться змеей в тщетных попытках добраться до
спасительного излучателя, вырваться из каменного капкана. Умаявшись и опять
ничего не добившись, он затих. Ему оставалось только ждать. Чего? Он
прекрасно знал чего, и не хотел об этом думать.
Ждать. Он вспомнил, с каким нетерпением ожидал появления Митьки на
свет. Тогда он еще не знал, что будет именно Митька, и каждый час, каждую
минуту ждал новостей. И торопил, торопил время.
Господи, было время, когда он его торопил. И только сейчас понял, как
оно безвозвратно ушло. Никакая потеря не может сравниться с потерей времени.
А мы так бездумно, в суете, к нему относимся. И начинаем жалеть о нем лишь
тогда, когда его не остается. Не остается совсем.
"Опять старая явилась, - злобно усмехнулся он, - прочь, коса у тебя
тупая, тебе еще четырнадцать часов ее точить. Убирайся!"
И опять медленно тянется время. И он, пожалуй, впервые не торопит его.
До него вдруг дошла старая, как мир, и такая непонятная истина, звучит она
приблизительно так: в жизни мы все куда-то спешим, забывая о том, что мы не
на дистанции, которую надо пройти как можно быстрее и рвануть финишную
ленту. Он прочитал эти слова когда-то в древней печатной книге, но тогда
они, лишь слегка зацепив сознание, затерялись где-то в глубинах, а сейчас
память услужливо преподнесла их, и он понял всю глубину, весь смысл. Понял,
как понимает, наверное, каждый, видя стремительно и неумолимо приближающуюся
финишную ленту. Понял, когда через четырнадцать часов рвануть ее грудью