"Вадим Донской. Айси (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

предстоит ему.
"Ошибаешься, осталось меньше тринадцати", - подсказывают глаза. Но эти
философские рассуждения вернули ему утраченное было душевное равновесие. Он
с наслаждением вдыхает оставшийся кислород, и ему кажется, что он пахнет
цветами, скошенной травой, летом и степью. Нестерпимо хочется, чтобы каждый
удар сердца, каждый вдох, наполненный для него этим выдуманным ароматом,
длился не секунду, а две... пять... десять... Нет, глупости! Оттого, что он
будет вдыхать не секунду, а десять, сама секунда не станет длинней. "Ориону"
не успеть. И люк, который сейчас не виден, теперь, увы, недостижим для него.
Его окружает полная темнота, лишь высоко над ним узкой полосой мертво и
холодно светят колючие звезды. Он медленно опускает веки, чтобы не видеть
их.
Открыв глаза, Николай не сразу понимает, что с ним и где он находится.
Все вокруг залито ярким светом. Из-за края трещины выглядывает мохнатый от
протуберанцев Канопус, освещая корявые изломы каменной пасти, крепко
держащей его в своих челюстях. Взгляд на часы все ставит на места - до
красной черты осталось двести тридцать минут.
Николая крайне удивляет то, что, находясь в подобном положении, он смог
спокойно уснуть на девять часов. И даже увидеть сон.
"Молодец, Николай Петрович. - Он мысленно пожимает свою мужественную
руку. - Только очень сильные люди спят в ночь перед казнью. Твоя ночь
прошла, и ты здорово проспал ее. Теперь для тебя пришло утро".
"К чему эта бравада? - Скользит параллельная мысль. - Твое время
отмерено и уже совсем скоро ты самым вульгарным образом задохнешься".
"Нет, стоп, - обрывает он себя. - Не умирай, пока живешь, говорили
древние, а они были мудрыми людьми. Не умирай, пока живешь. Не умирай..."
Но даже эта жизнелюбивая мысль течет сонно и лениво. И что-то никак не
вяжется в окружающем мире. Что-то не на месте, не так. Но что именно?
И этот сон. Странный сон ему приснился. Николай глянул вниз. В ста
пятидесяти метрах под ним отчетливо белел прямоугольник входа. Николай,
внимательно всматриваясь в него, попытался вспомнить детали сна. Но память
слепо скользила по поверхности, на которой лишь изредка всплывали смутные,
непонятные образы. И от всего увиденного оставалось только ощущение довольно
долгого пребывания - во сне, конечно, - за этой закрытой дверью. Он еще раз
посмотрел туда и наконец сообразил, что не может сейчас видеть этот люк.
Ведь проспал он девять часов, а Канопус должен был подняться в зенит, то
есть показаться из-за края трещины, лишь через неделю.
"Странно, очень странно. Как меня угораздило ошибиться на столько?
Что-то пропустил в расчетах? Маловероятно. Надо бы проверить еще раз. - И
тут же обрывает себя: - Не успеть".
Осталось три часа, и он чувствует, что дышать стало труднее. Автомат
уменьшил подачу воздуха.
"Экономит, - с грустью думает он, - чего уж тут экономить... Э-э, нет,
шалишь. Куда спешить? Все равно не опоздаешь".
Время течет теперь для него толчками, в такт глухим, отдающимся в ушах
ударам сердца, и кажется - даже Канопус, неподвижно замерший над головой,
пульсирует вместе с ним. Дышит Николай часто и с хрипом.
"Наслаждаться уже нечем". - Он хочет улыбнуться, но чувствует, что
вместо этого рот кривится неприятной ухмылкой. Перед глазами вспыхивают и
медленно кружатся неяркие светящиеся точки. Легкие с натугой втягивают