"Анастасия Доронина. Твой билет в любовь " - читать интересную книгу автора

"неуды" кругом. Ну тогда комсомольская эта организация и поручила Соне
подтянуть парня. За руку она его из компаний уводила, бесстрашная такая
девка, прямо приходила туда, где вся эта шпана собиралась, брала за руку и
вела. А Пашка и не сопротивлялся вовсе, шел, как телок, краснел только.
Соня - она же красивая была, от нее пол района млело, не то что какой-то
Пашка-замозура, прости Господи!
То, что мама в молодости и впрямь была на редкость привлекательна, Кира
знала. По фотографиям, на которых Софья Андреевна большей частью была
запечатлена на разного рода слетах, маевках и прочих идеологических
праздниках, можно было сделать однозначный вывод: если бы не чересчур
сосредоточенное выражение лица и подчеркнуто деловые костюмы, лет двадцать
назад ее мама вполне могла бы претендовать на титул королевы красоты.
- Ну так вот, - продолжила Вера. - Подтягивала она его, подтягивала,
бывало, что и до ночи они занимались. А кончилось тем, что Пашка не только
выпускные экзамены на все тройки сдал, но и втюрился в Соньку, хоть за уши
его оттаскивай. Ну и она, конечно, интересовалась. Нравилось ей, что Пашка -
"из рабоче-крестьянской семьи", якобы настоящий он человек, без
интеллигентских этих выкрутасов. Ну любила Соня пролетариев. Мозги у ее
съехали на любви к трудовому народу!
- Вера!
- А... Прости, Кирюха. Ну вот, значит, года два он за ней ходил, как
привязанный, а на третий они поженились. На пятый - ты родилась, только Соня
с тобой не шибко-то сидела, в ясли отдала, а сама в райком, к первому
секретарю в помощники. Пашка все это время на "ЗиЛе" слесарил... То есть,
как потом ясно стало, и не слесарил вовсе, и вообще он с "ЗиЛа" ушел на
второй же месяц после того, как Соня его устроила. Компания затянула, а Соня
уже не могла досмотреть - она в это время на работе горела, вся, без
остатка...
- Я знаю, - сказала Кира. Все свое детство она провела на руках у
соседок и детсадовских сторожих. Мама появлялась редко, точно так же, как
мало было мамы и в более поздних, школьных Кириных воспоминаниях.
Ну так вот! Зарплату Павел регулярно домой носил, Соня и не
беспокоилась. А в один прекрасный день он домой не вернулся. Хвать - и на
другой день его нету. И на третий... И вдруг являя-яется. В наручниках. Да
не один, а с милиционером. А с ими и прокурор. Обыск у них в доме стали
делать, меня в понятые взяли. Я на Соньку-то смотрю - закаменелая она вся,
как неживая, и бледная, не приведи господь. Халатик на груди мнет, с Павла
глаз не сводит - и молчит. А милиционер тем временем шасть на антресоли и
коробку оттуда тянет из-под Павловых штиблет. Коробку ту открыли, а там!
Бумажников всяких да кошельков несчетно, да документы еще - одних только
паспортов штук с добрый десяток, на разные фамилии!
Кира представила себе эту картину: маленькая бледная мама, судорожно
сжимающая у горла ворот домашнего халата, много чего повидавший равнодушный
милиционер, затаившая от любопытства дыхание Вера... И стол в главной
комнате, заваленный чужими вещами и липовыми документами...
- Какой позор! - пробормотала она, ежась от колючих мурашек.
Вера кивнула.
- Вот-вот, как менты эти ушли и Павла с собой увели, Соня тоже все
время это повторяла: "Какой позор, какой позор!" Уже ночь прошла, другой
день наступил, а она все сидит на кровати и бормочет. Не скоро отошла. В