"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

птицею снизойти: ино ласточкой, ино щеглом, а ино и синицею.
- Как же вы узнаете его от синицы-то?
- Говорит.
- Как же говорит, каким языком?
- Человечьим.
- А что же он вам говорит?
- Вот сегодня возвестил, что дурак посетит и спрашивать будет негожее.
Много, инок, знать хочеши.
- Ужасны словеса ваши, блаженнейший и святейший отче, - качал головою
монашек. В пугливых глазках его завиделась впрочем и недоверчивость.
- А видишь ли древо сие? - спросил помолчав отец Ферапонт.
- Вижу, блаженнейший отче.
- По-твоему вяз, а по-моему иная картина.
- Какая же? - помолчал в тщетном ожидании монашек.
- Бывает в нощи. Видишь сии два сука? В нощи же и се Христос руце ко
мне простирает и руками теми ищет меня, явно вижу и трепещу. Страшно, о
страшно!
- Что же страшного, коли сам бы Христос?
- А захватит и вознесет.
- Живого-то?
- А в духе и славе Илии, не слыхал, что ли? обымет и унесет...
Хотя обдорский монашек после сего разговора воротился в указанную ему
келийку, у одного из братий, даже в довольно сильном недоумении, но сердце
его несомненно все же лежало больше к отцу Ферапонту, чем к отцу Зосиме.
Монашек обдорский был прежде всего за пост, а такому великому постнику как
отец Ферапонт не дивно было и "чудная видети". Слова его конечно были как бы
и нелепые, но ведь господь знает, что в них заключалось-то в этих словах, а
у всех Христа ради юродивых и не такие еще бывают слова и поступки.
Защемленному же чортову хвосту он не только в иносказательном, но и в прямом
смысле душевно и с удовольствием готов был поверить. Кроме сего, он и
прежде, еще до прихода в монастырь, был в большом предубеждении против
старчества, которое знал доселе лишь по рассказам и принимал его вслед за
многими другими решительно за вредное новшество. Ободняв уже в монастыре,
успел отметить и тайный ропот некоторых легкомысленных и несогласных на
старчество братий. Был он к тому же по натуре своей инок шныряющий и
проворный, с превеликим ко всему любопытством. Вот почему великое известие о
новом "чуде", совершенном старцем Зосимою, повергло его в чрезвычайное
недоумение. Алеша припомнил потом, как в числе теснившихся к старцу и около
кельи его иноков мелькала много раз пред ним шныряющая везде по всем кучкам
фигурка любопытного обдорского гостя, ко всему прислушивающегося и всех
вопрошающего. Но тогда он мало обратил внимания на него и только потом все
припомнил... Да и не до того ему было: старец Зосима, почувствовавший вновь
усталость и улегшийся опять в постель, вдруг заводя уже очи, вспомнил о нем
и потребовал его к себе. Алеша немедленно прибежал. Около старца находились
тогда всего лишь отец Паисий, отец иеромонах Иосиф, да Порфирий послушник.
Старец, раскрыв утомленные очи и пристально глянув на Алешу, вдруг спросил
его:
- Ждут ли тебя твои, сынок?
Алеша замялся.
- Не имеют ли нужды в тебе? Обещал ли кому вчера на сегодня быти?