"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

глядя берет. Ведь ты и ночь не спал, я слышал, заседание у вас там было. А
потом вся эта возня и мазня... Всего-то антидорцу кусочек надо быть пожевал.
Есть у меня с собой в кармане колбаса, давеча из города захватил на всякий
случай, сюда направляясь, только ведь ты колбасы не станешь...
- Давай колбасы.
- Эге! так ты вот как! Значит совсем уж бунт, баррикады! Ну брат этим
делом пренебрегать нечего. Зайдем ко мне... Я бы водочки сам теперь тяпнул,
смерть устал. Водки-то небось не решишься... аль выпьешь?
- Давай и водки.
- Эвона! Чудно, брат! - дико посмотрел Ракитин. - Ну да так или этак,
водка иль колбаса, а дело это лихое, хорошее и упускать невозможно, идем!
Алеша молча поднялся с земли и пошел за Ракитиным.
- Видел бы это брат Ваничка, так как бы изумился! Кстати, братец твой
Иван Федорович сегодня утром в Москву укатил, знаешь ты это?
- Знаю, - безучастно произнес Алеша, и вдруг мелькнул у него в уме
образ брата Дмитрия, но только мелькнул, и хоть напомнил что-то, какое-то
дело спешное, которого уже нельзя более ни на минуту откладывать, какой-то
долг, обязанность страшную, но и это воспоминание не произвело никакого на
него впечатления, не достигло сердца его, в тот же миг вылетело из памяти и
забылось. Но долго потом вспоминал об этом Алеша.
- Братец твой Ваничка изрек про меня единожды, что я "бездарный
либеральный мешок". Ты же один разик тоже не утерпел и дал мне понять, что я
"бесчестен"... Пусть! Посмотрю-ка я теперь на вашу даровитость и честность
(окончил это Ракитин уже про себя, шепотом). Тьфу, слушай! - заговорил он
снова громко, - минуем-ка монастырь, пойдем по тропинке прямо в город... Гм.
Мне бы кстати надо к Хохлаковой зайти. Вообрази: я ей отписал о всем
приключившемся, и представь, она мне мигом отвечает запиской, карандашом
(ужасно любит записки писать эта дама), что "никак она не ожидала от такого
почтенного старца, как отец Зосима - такого поступка!" Так ведь и написала:
"поступка"! Тоже ведь озлилась: эх вы все! Постой! - внезапно прокричал он
опять, вдруг остановился и, придержав Алешу за плечо, остановил и его:
- Знаешь, Алешка, - пытливо глядел он ему в глаза, весь под
впечатлением внезапной новой мысли, вдруг его осиявшей, и хоть сам и смеялся
наружно, но видимо боясь выговорить вслух эту новую внезапную мысль свою, до
того он все еще не мог поверить чудному для него и никак неожиданному
настроению, в котором видел теперь Алешу, - Алешка, знаешь, куда мы всего
лучше бы теперь пошли? - выговорил он, наконец, робко и искательно.
- Все равно... куда хочешь.
- Пойдем-ка к Грушеньке, а? Пойдешь? - весь даже дрожа от робкого
ожидания, изрек наконец Ракитин.
- Пойдем к Грушеньке, - спокойно и тотчас же ответил Алеша, и уж это
было до того неожиданно для Ракитина, то есть такое скорое и спокойное
согласие, что он чуть было не отпрыгнул назад.
- Н-ну!.. вот! - прокричал было он в изумлении, но вдруг, крепко
подхватив Алешу под руку, быстро повлек его по тропинке, все еще ужасно
опасаясь, что в том исчезнет решимость. Шли молча, Ракитин даже заговорить
боялся.
- А рада-то как она будет, рада-то... - пробормотал было он, но опять
примолк. Да и вовсе не для радости Грушенькиной он влек к ней Алешу; был он
человек серьезный и без выгодной для себя цели ничего не предпринимал. Цель