"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

Алеша дал себя машинально вывести. На дворе стоял тарантас, выпрягали
лошадей, ходили с фонарем, суетились. В отворенные ворота вводили свежую
тройку. Но только что сошли Алеша и Ракитин с крыльца, как вдруг отворилось
окно из спальни Грушеньки, и она звонким голосом прокричала вслед Алеше:
- Алешечка, поклонись своему братцу Митеньке, да скажи ему, чтобы не
поминал меня, злодейку свою, лихом. Да передай ему тоже моими словами:
"Подлецу досталась Грушенька, а не тебе благородному!" Да прибавь ему тоже,
что любила его Грушенька один часок времени, только один часок всего и
любила, - так чтоб он этот часок всю жизнь свою отселева помнил, так дескать
Грушенька на всю жизнь тебе заказала!..
Она закончила голосом полным рыданий. Окно захлопнулось.
- Гм, гм! - промычал Ракитин смеясь, - зарезала братца Митеньку, да еще
велит на всю жизнь свою помнить. Экое плотоядие!
Алеша ничего не ответил, точно и не слыхал; он шел подле Ракитина
скоро, как бы ужасно спеша; он был как бы в забытье, шел машинально.
Ракитина вдруг чего-то укололо, точно ранку его свежую тронули пальцем.
Совсем не того ждал он давеча, когда сводил Грушеньку с Алешей; совсем иное
случилось, а не то, чего бы ему очень хотелось.
- Поляк он, ее офицер этот, - заговорил он опять сдерживаясь, - да и не
офицер он вовсе теперь, он в таможне чиновником в Сибири служил где-то там
на Китайской границе, должно быть какой поляченочек мозглявенький. Место,
говорят, потерял. Прослышал теперь, что у Грушеньки капитал завелся, вот и
вернулся, - в том и все чудеса.
Алеша опять точно не слыхал. Ракитин не выдержал:
- Что ж, обратил грешницу? - злобно засмеялся он Алеше. - Блудницу на
путь истины обратил? Семь бесов изгнал, а? Вот они где наши чудеса-то
давешние, ожидаемые, совершились!
- Перестань, Ракитин, - со страданием в душе отозвался Алеша.
- Это ты теперь за двадцать пять рублей меня давешних "презираешь"?
Продал дескать истинного друга. Да ведь ты не Христос, а я не Иуда.
- Ах, Ракитин, уверяю тебя, я и забыл об этом, - воскликнул Алеша, -
сам ты сейчас напомнил... Но Ракитин озлился уже окончательно.
- Да чорт вас дери всех и каждого! - завопил он вдруг, - и зачем я,
чорт, с тобою связался! Знать я тебя не хочу больше отселева. Пошел один,
вон твоя дорога!
И он круто повернул в другую улицу, оставив Алешу одного во мраке.
Алеша вышел из города и пошел полем к монастырю.

IV. КАНА ГАЛИЛЕЙСКАЯ.

Было уже очень поздно по-монастырскому, когда Алеша пришел в скит; его
пропустил привратник особым путем. Пробило уже девять часов, - час общего
отдыха и покоя после столь тревожного для всех дня. Алеша робко отворил
дверь и вступил в келью старца, в которой теперь стоял гроб его. Кроме отца
Паисия, уединенно читавшего над гробом Евангелие, и юноши послушника
Порфирия, утомленного вчерашнею ночною беседой и сегодняшнею суетой, и
спавшего в другой комнате на полу своим крепким молодым сном, в кельи никого
не было. Отец Паисий, хоть и слышал, что вошел Алеша, но даже и не посмотрел
в его сторону. Алеша повернул вправо от двери в угол, стал на колени и начал
молиться. Душа его была переполнена, но как-то смутно, и ни одно ощущение не