"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

неожиданное и до того в разрез всеобщему упованию, что, повторяю, подробная
и суетная повесть о сем происшествии даже до сих пор с чрезвычайною живостию
вспоминается в нашем городе и по всей нашей окрестности. Тут, прибавлю еще
раз от себя лично: мне почти противно вспоминать об этом суетном и
соблазнительном событии, в сущности же самом пустом и естественном, и я
конечно выпустил бы его в рассказе моем вовсе без упоминовения, если бы не
повлияло оно сильнейшим и известным образом на душу и сердце главного, хотя
и будущего героя рассказа моего, Алеши, составив в душе его как бы перелом и
переворот, потрясший, но и укрепивший его разум уже окончательно, на всю
жизнь и к известной цели.
Итак к рассказу: Когда еще до свету положили уготованное к погребению
тело старца во гроб и вынесли его в первую, бывшую приемную комнату, то
возник было между находившимися у гроба вопрос: надо ли отворить в комнате
окна? Но вопрос сей, высказанный кем-то мимоходом и мельком, остался без
ответа и почти незамеченным, - разве лишь заметили его, да и то про себя,
некоторые из присутствующих лишь в том смысле, что ожидание тления и
тлетворного духа от тела такого почившего есть сущая нелепость, достойная
даже сожаления (если не усмешки), относительно малой веры и легкомыслия
изрекшего вопрос сей. Ибо ждали совершенно противоположного. И вот, в
скорости после полудня началось нечто, сначала принимаемое входившими и
выходившими лишь молча и про себя, и даже с видимою боязнью каждого сообщить
кому-либо начинающуюся мысль свою, но к трем часам пополудня обнаружившееся
уже столь ясно и неопровержимо, что известие о сем мигом облетело весь скит
и всех богомольцев-посетителей скита, тотчас же проникло и в монастырь и
повергло в удивление всех монастырских, а наконец, чрез самый малый срок,
достигло и города и взволновало в нем всех, и верующих и неверующих.
Неверующие возрадовались, а что до верующих, то нашлись иные из них
возрадовавшиеся даже более самих неверующих, ибо "любят люди падение
праведного и позор его", как изрек сам покойный старец в одном из поучений
своих. Дело в том, что от гроба стал исходить мало-по-малу, но чем далее,
тем более замечаемый тлетворный дух, к трем же часам пополудни уже слишком
явственно обнаружившийся и все постепенно усиливавшийся. И давно уже не
бывало и даже припомнить невозможно было из всей прошлой жизни монастыря
нашего такого соблазна, грубо разнузданного, а в другом каком случае так
даже и невозможного, какой обнаружился тотчас же вслед за сим событием между
самими даже иноками. Потом уже, и после многих даже лет, иные разумные иноки
наши, припоминая весь тот день в подробности, удивлялись и ужасались тому,
каким это образом соблазн мог достигнуть тогда такой степени. Ибо и прежде
сего случалось, что умирали иноки весьма праведной жизни и праведность коих
была у всех на виду. старцы богобоязненные, а между тем и от их смиренных
гробов исходил дух тлетворный, естественно, как и у всех мертвецов
появившийся. но сие не производило же соблазна и даже малейшего какого-либо
волнения. Конечно, были некие и у нас из древле преставившихся, воспоминание
о коих сохранилось еще живо в монастыре, и останки коих, по преданию, не
обнаружили тления, что умилительно и таинственно повлияло на братию и
сохранилось в памяти ее как нечто благолепное и чудесное и как обетование в
будущем еще большей славы от их гробниц, если только волею божией придет
тому время. Из таковых особенно сохранялась память о дожившем до ста пяти
лет старце Иове, знаменитом подвижнике, великом постнике и молчальнике,
преставившемся уже давно, еще в десятых годах нынешнего столетия, и могилу