"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

тысячи выдали... так как кто же против вас капиталист в этом городишке... и
тем спасли бы меня от... одним словом, спасли бы мою бедную голову для
благороднейшего дела, для возвышеннейшего дела, можно сказать... ибо питаю
благороднейшие чувства к известной особе, которую слишком знаете и о которой
печетесь отечески. Иначе бы и не пришел, если бы не отечески. И, если
хотите, тут трое состукнулись лбами, ибо судьба это - страшилище, Кузьма
Кузьмич! Реализм, Кузьма Кузьмич, реализм! А так как вас давно уже надо
исключить, то останутся два лба, как я выразился, может быть не ловко, но я
не литератор. То есть один лоб мой, а другой - этого изверга. Итак
выбирайте: или я или изверг? Все теперь в ваших руках - три судьбы и два
жребия... Извините, я сбился, но вы понимаете... я вижу по вашим почтенным
глазам, что вы поняли... А если не поняли, то сегодня же в воду, вот!"
Митя оборвал свою нелепую речь этим "вот" и, вскочив с места, ждал
ответа на свое глупое предложение. С последнею фразой он вдруг и безнадежно
почувствовал, что все лопнуло, а, главное, что он нагородил страшной ахинеи.
"Странное дело, пока шел сюда, все казалось хорошо, а теперь вот и ахинея!"
вдруг пронеслось в его безнадежной голове. Все время, пока он говорил,
старик сидел неподвижно и с ледяным выражением во взоре следил за ним.
Выдержав его однако с минутку в ожидании, Кузьма Кузьмич изрек наконец самым
решительным и безотрадным тоном:
- Извините-с, мы эдакими делами не занимаемся.
Митя вдруг почувствовал, что под ним слабеют ноги.
- Как же я теперь, Кузьма Кузьмич, - пробормотал он, бледно улыбаясь. -
Ведь я теперь пропал, как выдумаете?
- Извините-с...
Митя все стоял и все смотрел неподвижно в упор, и вдруг заметил, что
что-то двинулось в лице старика. Он вздрогнул.
- Видите, сударь, нам такие дела несподручны, - медленно промолвил
старик, - суды пойдут, адвокаты, сущая беда! А если хотите, тут есть один
человек, вот к нему обратитесь...
- Боже мой, кто же это!.. вы воскрешаете меня, Кузьма Кузьмич, -
залепетал вдруг Митя.
- Не здешний он, этот человек, да и здесь его теперь не находится. Он
по крестьянству, лесом торгует, прозвищем Лягавый. У Федора Павловича вот
уже год как торгует в Чермашне этой вашей рощу, да за ценой расходятся,
может слышали. Теперь он как раз приехал опять и стоит теперь у батюшки
Ильинского, от Воловьей станции верст двенадцать что ли будет, в селе
Ильинском. Писал он сюда и ко мне по этому самому делу, то есть насчет этой
рощи, совета просил. Федор Павлович к нему сам хочет ехать. Так если бы вы
Федора Павловича предупредили, да Лягавому предложили вот то самое, что мне
говорили, то он может статься...
- Гениальная мысль! - восторженно перебил Митя. - Именно он, именно ему
в руку! Он торгует, с него дорого просят, а тут ему именно документ на самое
владение, ха-ха-ха! - И Митя вдруг захохотал своим коротким деревянным
смехом, совсем неожиданным, так что даже Самсонов дрогнул головой.
- Как благодарить мне вас, Кузьма Кузьмич, - кипел Митя.
- Ничего-с, - склонил голову Самсонов.
- Но вы не знаете, вы спасли меня, о, меня влекло к вам предчувствие...
Итак к этому попу!
- Не стоит благодарности-с.