"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

человека, совсем не гордого барина. Совокупив таким образом девять рублей,
Митя послал за почтовыми лошадьми до Воловьей станции. Но таким образом
запомнился и обозначился факт, что "накануне некоторого события, в полдень,
у Мити не было ни копейки и что он, чтобы достать денег, продал часы и занял
три рубля у хозяев, и все при свидетелях".
Отмечаю этот факт заранее, потом разъяснится, для чего так делаю.
Поскакав на Воловью станцию, Митя хоть и сиял от радостного
предчувствия, что наконец-то кончит и развяжет "все эти дела", тем не менее
трепетал и от страху: что станется теперь с Грушенькой в его отсутствие? Ну
как раз сегодня-то и решится наконец пойти к Федору Павловичу? Вот почему он
и уехал ей не сказавшись и заказав хозяевам отнюдь не открывать, куда он
делся, если откуда-нибудь придут его спрашивать. "Непременно, непременно
сегодня к вечеру надо вернуться", повторял он, трясясь в телеге, "а этого
Лягавого пожалуй и сюда притащить... для совершения этого акта..." так,
замирая душою, мечтал Митя, но увы, мечтаниям его слишком не суждено было
совершиться по его "плану".
Во-первых, он опоздал, отправившись с Воловьей станции проселком.
Проселок оказался не в двенадцать, а в восемнадцать верст. Во-вторых,
Ильинского "батюшки" он не застал дома, тот отлучился в соседнюю деревню.
Пока разыскал там его Митя, отправившись в эту соседнюю деревню все на тех
же, уже измученных лошадях, наступила почти уже ночь. "Батюшка", робкий и
ласковый на вид человечек, разъяснил ему немедленно, что этот Лягавый, хоть
и остановился было у него с первоначалу, но теперь находится в Сухом
Поселке, там у лесного сторожа в избе сегодня ночует, потому что и там тоже
лес торгует. На усиленные просьбы Мити сводить его к Лягавому сейчас же и
"тем так-сказать спасти его", батюшка хоть и заколебался вначале, но
согласился однако проводить его в Сухой Поселок, видимо почувствовав
любопытство; но на грех посоветовал дойти "пешечком", так как тут всего
какая-нибудь верста "с небольшим излишком" будет. Митя разумеется согласился
и зашагал своими аршинными шагами, так что бедный батюшка почти побежал за
ним. Это был еще не старый и очень осторожный человечек. Митя и с ним тотчас
же заговорил о своих планах, горячо, нервно требовал советов насчет Лягавого
и проговорил всю дорогу. Батюшка слушал внимательно, но посоветовал мало. На
вопросы Мити отвечал уклончиво: "не знаю, ох, не знаю, где же мне это знать"
и т. д. Когда Митя заговорил о своих контрах с отцом насчет наследства, то
батюшка даже испугался, потому что состоял с Федором Павловичем в каких-то
зависимых к нему отношениях. С удивлением впрочем осведомился, почему он
называет этого торгующего крестьянина Горсткина Лягавым, и разъяснил
обязательно Мите, что хоть тот и впрямь Лягавый, но что он и не Лягавый,
потому что именем этим жестоко обижается, и что называть его надо непременно
Горсткиным, "иначе ничего с ним не совершите, да и слушать не станет",
заключил батюшка. Митя несколько и наскоро удивился и объяснил, что так
называл его сам Самсонов. Услышав про это обстоятельство, батюшка тотчас же
этот разговор замял, хотя и хорошо бы сделал, если бы разъяснил тогда же
Дмитрию Федоровичу догадку свою: что если сам Самсонов послал его к этому
мужичку, как к Лягавому, то не сделал ли сего почему-либо на смех, и что нет
ли чего тут неладного? Но Мите некогда было останавливаться "на таких
мелочах". Он спешил, шагал, и только придя в Сухой Поселок догадался, что
прошли они не версту и не полторы, а наверное три; это его раздосадовало, но
он стерпел. Вошли в избу. Лесник, знакомый батюшки, помещался в одной