"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

Смердящая перелезла когда-то забор. "Если уж та смогла перелезть", - бог
знает почему мелькнуло в его голове, - "то как же бы я-то не перелез?" И
действительно, он подскочил и мигом сноровил схватиться рукой за верх
забора, затем энергически приподнялся, разом влез и сел на заборе верхом.
Тут вблизи в саду стояла банька, но с забора видны были и освещенные окна
дома. "Так и есть, у старика в спальне освещено, она там!" и он спрыгнул с
забора в сад. Хоть он и знал, что Григорий болен, а может быть и Смердяков в
самом деле болен, и что услышать его некому, но инстинктивно притаился,
замер на месте и стал прислушиваться. Но всюду было мертвое молчание и как
нарочно полное затишье, ни малейшего ветерка.
"И только шепчет тишина", мелькнул почему-то этот стишок в голове его,
- "вот только не услышал бы кто, как я перескочил; кажется, нет". Постояв
минутку, он тихонько пошел по саду, по траве; обходя деревья и кусты, шел
долго, скрадывая каждый шаг, к каждому шагу своему сам прислушиваясь. Минут
с пять добирался он до освещенного окна. Он помнил, что там под самыми
окнами есть несколько больших, высоких, густых кустов бузины и калины.
Выходная дверь из дома в сад в левой стороне фасада была заперта, и он это
нарочно и тщательно высмотрел проходя. Наконец достиг и кустов и притаился
за ними. Он не дышал. "Переждать теперь надобно, подумал он, - если они
слышали мои шаги и теперь прислушиваются, то чтобы разуверились... как бы
только не кашлянуть, не чихнуть..."
Он переждал минуты две, но сердце его билось ужасно, и мгновениями он
почти задыхался. "Нет, не пройдет сердцебиение", - подумал он, - "не могу
дольше ждать". Он стоял за кустом в тени; передняя половина куста была
освещена из окна. "Калина, ягоды, какие красные!" прошептал он, не зная
зачем. Тихо, раздельными неслышными шагами подошел он к окну и поднялся на
цыпочки. Вся спаленка Федора Павловича предстала пред ним как на ладони. Это
была небольшая комнатка, вся разделенная поперек красными ширмочками,
"китайскими", как называл их Федор Павлович. "Китайские", пронеслось в уме
Мити, "а за ширмами Грушенька". Он стал разглядывать Федора Павловича. Тот
был в своем новом полосатом шелковом халатике, которого никогда еще не видал
у него Митя, подпоясанном шелковым же шнурком с кистями. Из-под ворота
халата выглядывало чистое щегольское белье, тонкая голландская рубашка с
золотыми запонками. На голове у Федора Павловича была та же красная повязка,
которую видел на нем Алеша. "Разоделся", - подумал Митя. Федор Павлович
стоял близ окна повидимому в задумчивости, вдруг он вздернул голову,
чуть-чуть прислушался и, ничего не услыхав, подошел к столу, налил из
графина полрюмочки коньячку и выпил. Затем вздохнул всею грудью, опять
постоял, рассеянно подошел к зеркалу в простенке, правою рукой приподнял
немного красную повязку со лба и стал разглядывать свои синяки и болячки,
которые еще не прошли. "Он один," - подумал Митя, - "по всем вероятностям
один". Федор Павлович отошел от зеркала, вдруг повернулся к окну и глянул в
него. Митя мигом отскочил в тень.
"Она может быть у него за ширмами, может быть уже спит", кольнуло его в
сердце. Федор Павлович от окна отошел. "Это он в окошко ее высматривал,
стало быть ее нет: чего ему в темноту смотреть?.. нетерпение значит
пожирает..." Митя тотчас подскочил и опять стал глядеть в окно. Старик уже
сидел пред столиком, видимо пригорюнившись. Наконец облокотился и приложил
правую ладонь к щеке. Митя жадно вглядывался.
"Один, один!" твердил он опять. "Если б она была тут, у него было бы