"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

Митя вынул из жилета свою бумажку, развернул ее и показал. Четким и
крупным почерком было на ней написано:
"Казню себя за всю жизнь, всю жизнь мою наказую!"
- Право, скажу кому-нибудь, пойду сейчас и скажу, - проговорил,
прочитав бумажку, Петр Ильич.
- Не успеешь, голубчик, идем и выпьем, марш! Лавка Плотниковых
приходилась почти через один только дом от Петра Ильича, на углу улицы. Это
был самый главный бакалейный магазин в нашем городе, богатых торговцев, и
сам по себе весьма не дурной. Было все, что и в любом магазине в столице,
всякая бакалея: вина "разлива братьев Елисеевых", фрукты, сигары, чай,
сахар, кофе и проч. Всегда сидели три приказчика и бегали два рассыльных
мальчика. Хотя край наш и обеднел, помещики разъехались, торговля затихла, а
бакалея процветала по-прежнему и даже все лучше и лучше с каждым годом: на
эти предметы не переводились покупатели. Митю ждали в лавке с нетерпением.
Слишком помнили, как он недели три-четыре назад забрал точно так же разом
всякого товару и вин на несколько сот рублей чистыми деньгами (в кредит-то
бы ему ничего конечно не поверили), помнили, что так же как и теперь в руках
его торчала целая пачка радужных и он разбрасывал их зря, не торгуясь, не
соображая и не желая соображать, на что ему столько товару, вина и проч.? Во
всем городе потом говорили, что он тогда, укатив с Грушенькой в Мокрое,
"просадил в одну ночь и следующий затем день три тысячи разом и воротился с
кутежа без гроша, в чем мать родила". Поднял тогда цыган целый табор (в то
время у нас закочевавший), которые в два дня вытащили де у него у пьяного
без счету денег и выпили без счету дорогого вина. Рассказывали, смеясь над
Митей, что в Мокром он запоил шампанским сиволапых мужиков, деревенских
девок и баб закормил конфетами и страсбургскими пирогами. Смеялись тоже у
нас, в трактире особенно, над собственным откровенным и публичным тогдашним
признанием Мити (не в глаза ему конечно смеялись, в глаза ему смеяться было
несколько опасно), что от Грушеньки он за всю ту "эскападу" только и
получил, что "позволила ему свою ножку поцеловать, а более ничего не
позволила".
Когда Митя с Петром Ильичем подошли к лавке, то у входа нашли уже
готовую тройку, в телеге, покрытой ковром, с колокольчиками и бубенчиками и
с ямщиком Андреем, ожидавшим Митю. В лавке почти со всем успели "сладить"
один ящик с товаром и ждали только появления Мити, чтобы заколотить и
уложить его на телегу. Петр Ильич удивился.
- Да откуда поспела у тебя тройка? - спросил он Митю.
- К тебе бежал, вот его, Андрея, встретил и велел ему прямо сюда к
лавке и подъезжать. Времени терять нечего! В прошлый раз с Тимофеем ездил,
да Тимофей теперь тю-тю-тю, вперед меня с волшебницей одной укатил. Андрей,
опоздаем очень?
- Часом только разве прежде нашего прибудут, да и того не будет, часом
всего упредят! - поспешно отозвался Андрей. - Я Тимофея и снарядил, знаю,
как поедут. Их езда не наша езда, Дмитрий Федорович, где им до нашего. Часом
не потрафят раньше! - с жаром перебил Андрей, еще не старый ямщик,
рыжеватый, сухощавый парень в поддевке и с армяком на левой руке.
- Пятьдесят рублей на водку, коли только часом отстанешь.
- За час времени ручаемся, Дмитрий Федорович, эх получасом не упредят,
не то что часом!
Митя хоть и засуетился распоряжаясь, но говорил и приказывал как-то