"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 3)" - читать интересную книгу автора

И Митя начинал все рассказывать, бессвязно, беспорядочно, горячо, но
странно однако же рассказывал, часто вдруг хмурил брови и обрывался.
- Чего ты хмуришься-то? - спрашивала она.
- Ничего... одного больного там оставил. Кабы выздоровел, кабы знал,
что выздоровеет, десять бы лет сейчас моих отдал!
- Ну, бог с ним, коли больной. Так неужто ты хотел завтра застрелить
себя, экой глупый, да из за чего? Я вот этаких как ты безрассудных люблю, -
лепетала она ему немного отяжелевшим языком. - Так ты для меня на все
пойдешь? А? И неужто ж ты, дурачек, вправду хотел завтра застрелиться! Нет,
погоди пока, завтра я тебе может одно словечко скажу... не сегодня скажу, а
завтра. А ты бы хотел сегодня? Нет, я сегодня не хочу... Ну ступай, ступай
теперь, веселись.
Раз однако она подозвала его как бы в недоумении и озабоченно.
- Чего тебе грустно? Я вижу, тебе грустно... Нет, уж я вижу, -
прибавила она, зорко вглядываясь в его глаза. - Хоть ты там и целуешься с
мужиками и кричишь, а я что-то вижу. Нет, ты веселись, я весела и ты
веселись... Я кого-то здесь люблю, угадай кого?.. Ай, посмотри: мальчик-то
мой заснул, охмелел сердечный.
Она говорила про Калганова: тот действительно охмелел и заснул на
мгновение, сидя на диване. И не от одного хмеля заснул, ему стало вдруг
отчего-то грустно или, как он говорил, "скучно". Сильно обескуражили его под
конец и песни девок, начинавшие переходить, постепенно с попойкой, в нечто
слишком уже скоромное и разнузданное. Да и пляски их тоже: две девки
переоделись в медведей, а Степанида, бойкая девка с палкой в руке,
представляя вожака, стала их "показывать". "Веселей, Марья, - кричала она, -
не то палкой!" Медведи наконец повалились на пол как-то совсем уж
неприлично, при громком хохоте набравшейся, не в прорез, всякой публики баб
и мужиков. - "Ну и пусть их, ну и пусть их, - говорила сентенциозно
Грушенька с блаженным видом в лице, - кой-то денек выйдет им повеселиться,
так и не радоваться людям?" Калганов же смотрел так, как будто чем
запачкался: - "Свинство это все, эта вся народность", - заметил он, отходя,
- "это у них весенние игры, когда они солнце берегут во всю летнюю ночь". Но
особенно не понравилась ему одна "новая" песенка с бойким плясовым напевом,
пропетая о том, как ехал барин и девушек пытал:
Барин девушек пытал,
Девки любят али нет?
Но девкам показалось, что нельзя любить барина:
Барин будет больно бить,
А я его не любить.
Ехал потом цыган (произносилось цыган) и этот тоже,
Цыган девушек пытал,
Девки любят али нет?
Но и цыгана нельзя любить,
Цыган будет воровать,
А я буду горевать.
И много проехало так людей, которые пытали девушек, даже солдат:
Солдат девушек пытал,
Девки любят али нет?
Но солдата с презрением отвергли:
Солдат будет ранец несть,