"Федор Михайлович Достоевский. Дневник писателя " - читать интересную книгу автора

Но вряд ли и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов! Люди
вдруг увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли
и личности, что кто-то у них все украл разом; что исчез человеческий лик и
настал скотский образ раба, образ скотины, с тою разницею, что скотина не
знает, что она скотина, а человек узнал бы, что он стал скотиной. И загнило
бы человечество; люди покрылись бы язвами и стали кусать языки свои в муках,
увидя, что жизнь у них взята за хлеб, за "камни, обращенные в хлебы". Поняли
бы люди, что нет счастья в бездействии, что погаснет мысль не трудящаяся,
что нельзя любить своего ближнего, не жертвуя ему от труда своего, что
гнусно жить на даровщинку и что счастье не в счастье, а лишь в его
достижении".
Эти мысли заставляют вспомнить многочисленные выступления последнего
времени в периодике по вопросам вещизма и потребительства, дискуссии о
подлинном и мнимом жизненном успехе и т. п. Рассуждение Достоевского более
чем столетней давности по своей сути и глубине намного опережает размышления
некоторых авторов подобных выступлений и участников подобных дискуссий. В
этих размышлениях решение встающих проблем сводится иной раз к ускоренному и
более справедливому, если так можно выразиться, насыщению материальных
потребностей людей, в чем видится порою весьма расплывчатый и никак не
определяемый критерий улучшения человеческих отношений.
По многоходовой же логике Достоевского, осыпанность счастьем и
зарытость в материальных благах не только не освобождают сознание человека
от повседневных забот для духовного совершенствования, не только не делают
его прекрасным и праведным, но, напротив, гасят в нем высшую жизнь и
устремленность ко всеобщим явлениям, превращают лик человеческий в "скотский
образ раба".
Достоевский считал, что полное и скорое утоление потребностей понижает
духовную высоту человека, незаметно приковывает его еще сильнее к узкой
сфере самоценного умножения чисто внешних форм жизни, обостряющих
многосторонность насладительных ощущений и связанных с ними "бессмысленных и
глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок". Все это, в свою очередь,
способствует в виде обратного эффекта развитию "имущественной похоти",
нескончаемому наращиванию самих сугубо материальных потребностей,
беспрестанно насыщаемых обновляемыми вещами, что делает человека пленником
собственных ощущений. По мнению писателя, люди, находясь в плену такого
цикла, невольно соглашаются жить как животные, то есть чтобы "есть, пить,
спать, устраивать гнезда и выводить детей. О, жрать, да спать, да гадить, да
сидеть на мягком - еще слишком долго будет привлекать человека на земле...".
В представлении Достоевского подобные "идеалы" далеко не безобидны для
нравственного состояния личности и направления исторического развития,
поскольку укрепляют в человеке "ожирелый эгоизм", делают его неспособным к
жертвенной любви, потворствуют формированию разъединяющего людей
гедонистического жизнепонимания. И тогда "чувство изящного обращается в
жажду капризных излишеств и ненормальностей. Страшно развивается
сладострастие. Сладострастие родит жестокость и трусость... Жестокость же
родит усиленную, слишком трусливую заботу о самообеспечении. Эта трусливая
забота о самообеспечении всегда, в долгий мир, под конец обращается в
какой-то панический страх за себя, сообщается всем слоям общества, родит
страшную жажду накопления и приобретения денег. Теряется вера в солидарность
людей, в братство их, в помощь общества, провозглашается громко тезис: