"Федор Михайлович Достоевский. Дневник писателя " - читать интересную книгу автора

"Всякий за себя и для себя"... все уединяются и обособляются. Эгоизм
умерщвляет великодушие".
Глубокое понимание подобных нетривиальных причинно-следственных связей
и непрямолинейных закономерностей общественного развития позволяло
Достоевскому еще в зародыше раскрывать нравственную половинчатость различных
новоиспеченных идеалов, а точнее идолов, не искореняющих, а лишь иначе
направляющих и тем усложняющих извечные пороки людей, приспосабливающихся к
ним. Таких идолов или "невыясненных идеалов" в системе его размышлений можно
назвать еще "несвятыми святынями". "Я ищу святынь, - писал он, - я люблю их,
мое сердце их жаждет, потому что я так создан, что не могу жить без святынь,
но все же я хотел бы святынь хоть капельку посвятее, не то стоит ли им
поклоняться?"
Под несвятыми святынями в процитированных строках имеется в виду не
всегда совпадающая с подлинной формальная справедливость "юной школы
изворотливости ума и засушения сердца" - так называл писатель судебную
практику в буржуазно-демократических правовых отношениях, достоинством
которых, как он полагал, необходимо отдавать должное, но нельзя их
абсолютизировать. Правовой строй в его представлении направлен лишь на
регулирование благопристойности внешних отношений между людьми, а не на
внутреннее содержание, скрывающееся за этими отношениями. "Хитрый закон
требует, чтобы соблюдена была при этом надлежащая учтивость". "Учтив буду, а
хлеба не дам", - раскрывал Достоевский идолопоклонничество перед юридическим
формализмом, в благопристойной оболочке которого склонность личности к
дурным поступкам делается незаметнее, тоньше, изощреннее, что еще более
укореняет изначальные слабости человеческой натуры.
В записной книжке писателя есть такие слова: "Дуэль - приняв букву, мы
расширили склонность к дурным поступкам". То есть имеется в виду, что внешне
благородный кодекс не врачует, а распаляет самолюбие людей и доводит их
разделение до убийства. Таких красивых "букв", превращающихся при бездумной
фетишизации в "мундирные" идеи, Достоевский находил вокруг себя
предостаточно - например, фальшивые лозунги свободы, равенства и братства,
ведущие на деле к торжеству посредственности и денежного мешка. Чутье на
такие перевертыши, когда за речами о правде скрывается ложь, за претензией
на истину и здравый смысл - мошенничество, за стремлением к подвигу -
злодейство и т. п., у него было необыкновенное. И он постоянно снимал
позолоту с благородных по видимости формулировок, обнажал в них не всегда
осознаваемые глубинные мотивы, не входящие в поле зрения "мудрецов чугунных
идей" и "исступленной прямолинейности".
Поэтому важное значение в публицистике Достоевского имеет критическое
рассмотрение внедряемых в социальное сознание репутаций различного рода
деятелей, своеобразие которых заключается не в высоком духовно-нравственном
состоянии их души, а в привилегированном социальном положении, в достижениях
ума и таланта. Перед условными лучшими людьми, как он их называл,
преклоняются как бы по принуждению, в силу их социально-кастового
авторитета, который меняет свои формы при перестройке конкретно-исторических
обстоятельств. Писатель и наблюдал как раз одну из подобных смен, когда от
прежних условных людей "как бы удалилось покровительство авторитета, как бы
уничтожилась их официальность" (княжеская, боярская, дворянская) и их место
занимали профессиональные политики, деятели науки, денежные дельцы... С
беспокойством отмечал он, что никогда в России не считали новую условность -