"Федор Михайлович Достоевский. Дневник писателя " - читать интересную книгу автора

"золотой мешок" - за высшее на земле, что "никогда еще не возносился он на
такое место и с таким значением, как в последнее наше время", когда
поклонение деньгам и стяжание захватывают все сферы жизни и когда под эгидой
этой новой условности наибольший авторитет приобретают промышленники,
торговцы, юристы и т. п. "лучшие люди". Достоевский считал, что
развратительнее подобного поклонения не может быть ничего, и с опасением
обнаруживал везде его развращающее воздействие: "В последнее время начало
становиться жутко за народ: кого он считает за своих лучших людей...
Адвокат, банкир, интеллигенция".
К "лучшим людям", по его наблюдению, все чаще стали относить деятелей
науки, искусства и просвещения: "Решили наконец, что этот новый и "лучший"
человек есть просто человек просвещенный, "человек" науки и без прежних
предрассудков". Но мнение это трудно принять по очень простому соображению:
"человек образованный не всегда человек честный", а "наука еще не
гарантирует в человеке доблести".
Противоречие между образованностью и нравственностью Достоевский
относил к числу важнейших в новое время и постоянно отмечал его. "Или вы
думаете, - обращался он к тем, кто видел в повышении образования панацею от
всех бед, - что знания, "научки", школьные сведеньица (хотя бы
университетские) так уже окончательно формируют душу юноши, что с получением
диплома он тотчас же приобретает незыблемый талисман раз навсегда узнавать
истину и избегать искушений, страстей и пороков?" По его убеждению,
своеобразие научной деятельности, требующей, казалось бы, самоотвержения и
великодушия, обнаруживает тем не менее "низменность нравственного запроса,
нравственного чувства", что не способствует духовному просветлению и
душевному оздоровлению человека. Отсюда и естественное появление
высокообразованных и прехитрых монстров с многосложной жаждой интриги и
власти, а также таких, например, вопросов: "Но многие ли из ученых устоят
перед язвой мира? Ложная честь, самолюбие, сластолюбие захватят и их.
Справьтесь, например, с такою страстью, как зависть: она груба и пошла, но
она проникнет и в самую благородную душу ученого. Захочется и ему
участвовать во всеобщей пышности, в блеске... Напротив, захочется славы, вот
и явится в науке шарлатанство, гоньба за эффектом, а пуще всего утилитаризм,
потому что захочется и богатства. В искусстве то же самое: такая же погоня
за эффектом, за какою-нибудь утонченностью. Простые, ясные, великодушные и
здоровые идеи будут уже не в моде: понадобится что-нибудь гораздо
поскоромнее; понадобится искусственность страстей".
В эпоху всевозможных смешений и сложных сочетаний, коварных идолов и
раздвоенности поведения Достоевский придавал особое значение духовной
трезвости, нелегкому умению отделять зерна от плевел, способности
распознавать еще в истоках порочные движения "натуры", нередко глубоко
спрятанные под покровом самых благопристойных форм неосознанного
эгоистического лицемерия, престижных видов деятельности или даже
человеколюбивых идей. "Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый
пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем!.. В
возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть,
немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, - вот в чем наша современная
беда!"
По наблюдению Достоевского, наступили такие времена, когда со всей
остротой и серьезностью встают проблемы честной неправды или искренней лжи,