"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1870)" - читать интересную книгу автора

опасаясь, что залежится письмо. Решаюсь, впрочем, адрессовать в Москву,
думая, что если вы и выехали, то сделали же какое-нибудь распоряжение, чтобы
могущие прийти письма пересылались вам в деревню. Но более всего надеюсь на
то, что кто-нибудь из вас, например Сонечка, покамест осталась в Москве. Во
всяком случае, если сейчас не получу от вас на письмо мое ответа, то напишу
вам (1) и в Даровое. А вас (2) прошу что-нибудь мне ответить, чтоб мне не
сомневаться и не думать о пропаже письма. Да и очень уж хочется получить от
вас какую-нибудь весточку.
Об нас вообще скажу, что мы живем все еще в Дрездене и, покамест, слава
богу. Люба - милый и довольно здоровый ребенок; мы за ней ходим со страхом,
раз уже потеряв ребенка. Аня ее кормит, и, кажется, ей с каждым днем это не
под силу. Она очень ослабела, очень похудела и притом тоскует по России. Я
тоже в этой же тоске, и вот в этом-то и заключаются все мои волнения и
беспокойства. Дела мои в самом худом положении. Положим, еще есть на что
существовать (хотя и слишком уж небогато), но о переезде в Россию трудно
даже и мечтать, а, между прочим, возвращение в Россию необходимо до
последней степени, до того, что оставаться здесь долее становится полною
невозможностию. Чтоб подняться отсюда в Петербург, надо, во-первых, сделать
это никак не позже октября; позже невозможно будет, по холоду, не рискуя
простудить (3) Любу. Во-вторых, чтоб подняться только отсюда, надо, на
расплату с здешними одними долгами, не менее трехсот рублей, потом проезд
весьма длинный нескольким лицам, потом первое, хоть какое-нибудь, устройство
в Петербурге - все это уже составляет чрезвычайно значительную сумму разом.
А между тем это еще почти ничего, главное кредиторы. Им, с процентами,
накопилось до 6000 р. Менее одной трети, то есть 2000 руб., им нельзя
предложить, с тем чтоб в остальном они подождали хоть год. Да и тут, то есть
предложив (4) даже треть, трудно ожидать от них соглашения еще подождать.
Они раздражены и наверно накинутся на меня безжалостно с горечью, с желанием
наказать, отомстить. Рассчитайте же сами, какую сумму надо мне иметь, чтоб
воротиться и хоть чуть-чуть устроить дела: три - четыре тысячи. Где их
взять? Самое главное, на что я могу рассчитывать, - это мои работы. Уезжая
три года назад, я тоже на это рассчитывал. Тогда успех одного моего романа
был очень значителен, и понятно, что вселил в меня большие надежды написать
и еще роман, такой, который разом, через год же, даст мне возможность
разделаться со всеми кредиторами. Но тогда, именно потому, что я уплатил
разом 7000 руб. трем кредиторам, - все остальные взволновались и набросились
на меня: зачем только этим трем уплата, а не всем нам? Подали ко взысканию,
и я уехал поскорее, именно с надеждой, написав роман, через год
расплатиться. Случилось же так, что все лопнуло. Роман вышел
неудовлетворителен, но, кроме того, вышло и то, чего я не мог даже и
предвидеть прежде: вышло то, что я, долго быв вне России, потерял
возможность даже и писать как следует, так что даже и на новое произведение
какое-нибудь надеяться не могу. (5) (Затруднения эти не столько духовные,
сколько материальные: например, невозможность личного взгляда и личного
наблюдения в самых обыденных вещах, если говоришь о настоящей минуте, о
текущей современности.) У меня, например, и задуман роман, в успех которого
я верую вполне; но писать его здесь я совершенно не решаюсь и отложил. В
настоящую минуту сижу над одной особенной работой, которую предназначаю в
"Русский вестник" (в который я еще остался должен). Вы помните, друг
Сонечка, как Вы раз писали мне по поводу одного моего романа, здесь