"Федор Михайлович Достоевский. Публицистика 1860-х годов " - читать интересную книгу автора

анекдотов о русской литературе в половине девятнадцатого столетия. И такие
происшествия случаются все чаще и чаще, и такие люди имеют влияние
продолжительное, а журналистика молчит и не смеет до них дотрагиваться. Есть
в литературе нашей до сих пор несколько установившихся идей и мнений, не
имеющих ни малейшей самостоятельности, но существующих в виде несомненных
истин, единственно потому, что когда-то так определили литературные
предводители. Критика пошлеет и мельчает. В иных изданиях совершенно обходят
иных писателей, боясь проговориться о них. Спорят для верха в споре, а не
для истины. Грошовый скептицизм, вредный своим влиянием на большинство, с
успехом прикрывает бездарность и употребляется в дело для привлечения
подписчиков. Строгое слово искреннего глубокого убеждения слышится все реже
и реже. Наконец, спекулятивный дух, распространяющийся в литературе,
обращает иные периодические издания в дело преимущественно коммерческое,
литература же и польза ее отодвигаются на задний план, а иногда о ней и не
мыслится.
Мы решились основать журнал, вполне независимый от литературных
авторитетов, - несмотря на наше уважение к ним - с полным и самым смелым
обличением всех литературных странностей нашего времени. Обличение это мы
предпринимаем из глубочайшего уважения к русской литературе. Наш журнал не
будет иметь никаких нелитературных антипатий и пристрастий. Мы даже готовы
будем признаваться в собственных своих ошибках и промахах, и признаваться
печатно, и не считаем себя смешными за то, что хвалимся этим (хотя бы и
заранее). Мы не уклонимся и от полемики. Мы не побоимся иногда немного и
"пораздразнить" литературных гусей; гусиный крик иногда полезен: он
предвещает погоду, хотя и не всегда спасает Капитолий.3 Особенное внимание
мы обратим на отдел критики. Не только всякая замечательная книга, но и
всякая замечательная литературная статья, появившаяся в других журналах,
будет непременно разобрана в нашем журнале. Критика не должна же
уничтожиться из-за того только, что книги стали печататься не отдельно, как
прежде, а в журналах. Оставляя в стороне всякие личности, обходя молчанием
всё посредственное, если оно не вредно, "Время" будет следить за всеми
сколько-нибудь важными явлениями литературы, останавливать внимание на резко
выдающихся фактах, как положительных, так и отрицательных, и без всякой
уклончивости обличать бездарность, злонамеренность, ложные увлечения,
неуместную гордость и литературный аристократизм - где бы они ни являлись.
Явления жизни, ходячие мнения, установившиеся принципы, сделавшиеся от
общего и слишком частого употребления кстати и некстати какими-то
опошлившимися, странными и досадными афоризмами, точно так же подлежат
критике, как и вновь вышедшая книга или журнальная статья. Журнал наш
поставляет себе неизменным правилом говорить прямо свое мнение о всяком
литературном и честном труде. Громкое имя, подписанное под ним, обязывает
суд быть только строже к нему, и журнал наш никогда не низойдет до
общепринятой теперь уловки - наговорить известному писателю десять
напыщенных комплиментов, чтобы иметь право сделать ему одно не совсем
лестное для него замечание. Похвала всегда целомудренна; одна лесть пахнет
лакейской. Не имея места в простом объявлении входить во все подробности
нашего издания, скажем только, что программа наша, утвержденная
правительством, чрезвычайно разнообразна. Вот она:

ПРОГРАММА