"Федор Михайлович Достоевский. Публицистика 1860-х годов " - читать интересную книгу автора

примирительного взгляда на чужое есть высочайший и благороднейший дар
природы, который дается очень немногим национальностям. Иностранцы еще и не
починали наших бесконечных сил... Но теперь, кажется, и мы вступаем в новую
жизнь.
И вот перед этим-то вступлением в новую жизнь примирение последователей
реформы Петра с народным началом стало необходимостью. Мы говорим здесь не о
славянофилах и не о западниках. К их домашним раздорам наше время совершенно
равнодушно. Мы говорим о примирении цивилизации с народным началом. Мы
чувствуем, что обе стороны должны наконец понять друг друга, должны
разъяснить все недоумения, которых накопилось между ними такое невероятное
множество, и потом согласно и стройно общими силами двинуться в новый
широкий и славный путь. Соединение во что бы то ни стало, несмотря ни на
какие пожертвования, и возможно скорейшее, - вот наша передовая мысль, вот
девиз наш.
Но где же точка соприкосновения с народом? Как сделать первый шаг к
сближению с ним, - вот вопрос, вот забота, которая должна быть разделяема
всеми, кому дорого русское имя, всеми, кто любит народ и дорожит его
счастием. А счастие его - счастие наше. Разумеется, что первый шаг к
достижению всякого согласия есть грамотность и образование. Народ никогда не
поймет нас, если не будет к тому предварительно приготовлен. Другого нет
пути, и мы знаем, что, высказывая это, мы не говорим ничего нового. Но пока
за образованным сословием остается еще первый шаг, оно должно
воспользоваться своим положением и воспользоваться усиленно. Распространение
образования усиленное, скорейшее и во что бы то ни стало - вот главная
задача нашего времени, первый шаг ко всякой деятельности.
Мы высказали только главную передовую мысль нашего журнала, намекнули
на характер, на дух его будущей деятельности. Но мы имеем и другую
причину, - побудившую нас основать новый независимый литературный орган. Мы
давно уже заметили, что в нашей журналистике, в последние годы, развилась
какая-то особенная добровольная зависимость, подначальность литературным
авторитетам. Разумеется, мы не обвиняем нашу журналистику в корысти, в
продажности. У нас нет, как почти везде в европейских литературах, журналов
и газет, торгующих за деньги своими убеждениями, меняющих свою подлую службу
и своих господ на других единственно из-за того, что другие дают больше
денег. Но заметим, однако же, что можно продавать свои убеждения и не за
деньги. Можно продать себя, например, от излишнего врожденного
подобострастия или из-за страха прослыть глупцом за несогласие с
литературными авторитетами. Золотая посредственность иногда даже бескорыстно
трепещет перед мнениями, установленными столпами литературы, особенно если
эти мнения смело, дерзко, нахально высказаны. Иногда только эта нахальность
и дерзость доставляет звание столпа и авторитета писателю неглупому,
умеющему воспользоваться обстоятельствами, а вместе с тем доставляет столпу
чрезвычайное, хотя и временное влияние на массу. Посредственность, с своей
стороны, почти всегда бывает крайне пуглива, несмотря на видимую
заносчивость, и охотно подчиняется. Пугливость же порождает литературное
рабство, а в литературе не должно быть рабства. Из жажды литературной
власти, литературного превосходства, литературного чина, иной, даже старый и
почтенный литератор, способен иногда решиться на такую неожиданную, на такую
странную деятельность, что она поневоле составляет соблазн и изумление
современников и непременно перейдет в потомство в числе скандалезных