"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 1" - читать интересную книгу автора

остановиться поболтать едва ли не с каждым, кто к этому готов. Беззаботная
речь случайного собеседника влекла его сильнее, чем созерцание сокровищ
Эрмитажа или Метрополитен-музея.
Относясь вполне равнодушно к материальным благам и вообще к
"неодушевленной природе", Сережа очень любил всякие милые эфемерности,
разбросанные вокруг человека, сроднившиеся с ним, - всяческие авторучки,
ножички, записные книжки, цепочки, фляжки и прочие в пределах
непосредственного осязания болтающиеся вещицы. Ими же он щедро делился со
своими приятелями. И они же всюду поблескивают в его прозе.
Довлатов и сам был вдохновенным виртуозом беседы, и его герои проявляют
себя преимущественно в диалоге. Через диалог высвечивается их характер, в
диалоге сквозит их судьба. Судьба внутренне раскрепощенных людей в условиях
несвободной, стесненной, уродливой действительности.
Слова у Сережи теснили дела и часто расходились с ними. Этот
увлекательный перманентный бракоразводный процесс я бы и назвал процессом
творчества. По крайней мере, в случае Довлатова. Жизнь являла себя порочной
и ветреной подружкой словесности.
Глядя на вещи философски, можно сказать: диалог - единственная форма
достойных отношений в наше малодостойное время. Потому что человек,
способный к непредвзятому общению, - это свободный человек. Таков герой
довлатовской прозы - даже в тех случаях, когда он знает: век ему свободы не
видать.
Согласно версии, изложенной в рассказе Довлатова "Куртка Фернана Леже",
знаменитый французский художник завещал своей жене быть "другом всякого
сброда". Не знаю, насколько ей удавалось следовать этому наказу. Важнее для
нас то, что саму куртку мастера она передала личности, достойной этой
хлесткой аттестации, - рассказчику и герою довлатовского произведения. В
общем - его автору. (Куртка, кстати, как мне говорили, до сих пор цела, но
кому она теперь впору?)
Отличительная черта писателя Довлатова - это поразительная корректность
самоидентификации. Уровень самооценки им был даже занижен, но - и в этом
специфически довлатовский шарм - в исключительно художественных целях.
Свою принципиально заниженную по отношению к среднему уровню жизни
позицию Сергей Довлатов находил высокой и как бы предопределенной ему. О
подобной же в былые дни размышлял Пастернак:

Я льнул когда-то к беднякам
Не из возвышенного взгляда,
А потому, что только там
Шла жизнь без помпы и парада.

"Жизнь без помпы и парада" - вот истинное и поэтическое содержание
прозы Сергея Довлатова.
Литературовед Игорь Сухих в книге "Сергей Довлатов: время, место,
судьба" нашел в письмах прозаика потаенную цитату, указывающую на его
художественную сверхзадачу, - из того же Пастернака, из "Доктора Живаго":
"Всю жизнь мечтал он об оригинальности сглаженной и приглушенной, внешне
неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной и привычной формы,
всю жизнь стремился к выработке того сдержанного, непритязательного слога,
при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая,