"Алла Драбкина. Жена по заказу " - читать интересную книгу автора

- Тогда не будем говорить о поколениях. Я как-то никогда не могла
определить свое. У меня были друзья в два раза меня старше (теперь их уже
нет) и в два раза моложе.
- Да ладно вам, - вдруг как-то по-детски сказала она. - Виктор ждет
вас не дождется. Он вас знает. Ах да, я не говорила еще об условиях. Двести
пятьдесят долларов в месяц и, разумеется, питание, проездная карточка и
прочее. Если бы вы согласились еще жить у нас.., нас всего трое, а. комнат
семь. Для вас есть хорошая комната со своей прихожей и отводным
телефоном... Ну как?
Она еще спрашивает "как"! Но это предложение было слишком роскошно, и
мое внутреннее противоречие вылилось в ненужную откровенность:
- А вдруг я не смогу поладить с вашим ребенком? Последний раз меня
выгнали за то, что я дала по рукам мальчику, который поджигал скатерть.
- Козлы! - неожиданно резко сказала она.
- Давайте попробуем... - согласилась я.
- Когда?
- Да хоть сейчас.
- Но вам же нужно собрать вещи... Не думайте, что мне трудно заехать
за вами еще раз.
- Я сказала - попробуем.
Машина у нее была маленькая, пристойная, но, думаю, не менее дорогая,
чем иные громадные и навороченные. Вела она почти так же хорошо, как
Андрюха Гусаров, - без злобы на пешеходов и других водителей, Интересно,
сколько ей лет? Больше тридцати по. внешности не дашь, а вот по поведению
она вполне зрелый человек, эдак и к тридцати шести.
Жили они недалеко от меня, на канале Грибоедова, в трех шагах от
Невского. Как потом выяснилось, половина окон их квартиры выходила прямо на
Казанский собор. В больших, сплошного стекла, окнах собор смотрелся как
дорогая картина. Слава Богу, что окно комнаты, предназначенной мне,
выходило в зеленый дворик.
Вначале, когда он открывал мне дверь и находился против света, я его
не узнала. Он помог мне раздеться, и мы прошли в огромную кухню-столовую.
Когда я увидела его, был порыв вернуться в прихожую, сдернуть с вешалки
плащ и бежать, чтобы пятки сверкали.
Да, оказалось, что не только он знал меня - я его тоже знала. Впервые
я увидела его у старухи Браунинг, уверенная, что это какой-то крутой
московский литератор. Но, по ее словам, это был наш, питерский, графоман.
Потом старик Семенов напомнил мне о нем и предложил отрецензировать его
толстенную рукопись. Попросил сделать это вежливо и пристойно, потому что
опасался схлопотать от автора донос в обком партии. Семенов мог бы мне
этого не говорить, потому что прекрасно знал: я не принадлежу к тем
литераторам, которые любят издеваться над графоманами и показывать, какие
они умные, утверждаясь за чужой счет, Несмотря на всю бездарность рукописи,
для меня было очевидно, что автор ее вовсе не плохой человек. Он писал
скорее из любви к литературе, чем из желания выставиться и стяжать мильон
денег и гору славы. По крайней мере, у меня автор вызвал сочувствие
(столько сил впустую). Я была не только предельно вежлива, но удосужилась
перечислить некоторые достоинства рукописи: терпимость к людям, доброту и
порядочность.
Опыт общения с текстами дал мне возможность составить мнение об