"Аркадий Драгомощенко. Эротизм за-бывания" - читать интересную книгу автора

человеку глубоко приватному в своих привычках и занятиях, хотелось бы,
пусть поспешно и хаотично, коснуться предмета разговора с иной стороны
или, если угодно, сторон. Точнее, напомнить о существовании других
точек зрения. Хотя бы о возможности таковых.


В музее города Малибу, Калифорния, находится тонкая золотая пластина
22 х 37 мм с шестью выгравированными строками, по-видимому -
фрагментом гимна орфиков или памятки душе умершего о том, как ей
небходимо вести себя в стране теней.1


Вот строки, буквальный перевод которых известен многим:


Я иссыхаю от жажды, гибну.
Напои меня, никогда не иссякающий родник,
который у благородного кипариса справа.


Кто ты? Откуда?
____________________
1 Примечательно, что этот меморандум начертан на материале, природа
которого в представлении амбивалентна - золото, солнце, свет
неотделимы в мифологическом сознании от золы (в русском языке сама
этимология прямо указует на их единосущность), - свет солнца в той же
мере животворен, сколь и испепеляющ, а сам свет, точнее, его
источник-солнце, неотделим от "тьмы", ослепления, как про-зрения
сквозь стену оптико-центризма, управляющего не только эпистемологией,
но и метафизикой культуры.
Я дитя Земли и звездного Неба,
но род мой берет начало в Небе. 2


Упоминаемый в приведенном фрагменте родник это, конечно же, Мнемозина,
Память. Влага которого противостоит водам Леты. К тому же
противостояние "живой" и "мертвой" воды заключено в двойственность
природы говорящего, т. е. вопрошающего и отвечающего одновременно,
совмещающей Земное-Титаническое и Небесное-Дионисийское. Однако,
вопреки очевидной банальности такого "распределения" ролей и функций,
что-то все же не позволяет в чтении этих строк увидеть раскрашеный
гипсовый фриз из пропилей Постомодернизма.


Проследуем еще раз маршрутом проторенной фабулы, учитывая по мере
возможности и амальгаму ее повествования: утрата памяти равна смерти;
умерший, вошедший во владения Аида, в первую очередь утрачивает ее3.
Царство Аида, мир ночи, есть собственно смерть или - забвение, тогда
как день не терпит беспамятства - забывчивость оборачивается смертью
"будущего" (так Орфей забывает о наставлении, преступает его и