"Аркадий Драгомощенко. Краткое осязание." - читать интересную книгу автора

обреченность наших усилий, а, стало быть, всего того знания, которому
также были обречены, потому как нас называли людьми. Следовательно, я
не могла, занимаясь с тобой вот этим, закрывать глаза, потому что
границы моего зрения есть границы моего языка, и не говоря о ручье,
плотине, отсвечивающих рельсах и тумане, лежащем в зарослях репейника,
я не смогла бы этого видеть. Мне требуется несколько больше времени.
Нет, не времени, другого, но мне очень трудно сформулировать, чего
именно, но несомненно, если дело дойдет до того, рассказ коснется
восходящих потоков и снежных плотин, метелей, мокрых волос. В конечном
счете я могу сказать, что это  мысль о совмещении окружности с
плоскостью и о преодолении последней.


История побуждает к тому, чтобы знать, чем она рано или поздно
разрешается. Эта точка зрения может быть названа, если ты ничего не
имеешь против, аксиологической: ценность возникает в результате
появления сокрытого элемента (по воле случая, автора, неведения
читателя). Отсутствующий элемент является побуждающим  импульсом. Я
ничего не имею против, за исключением, пожалуй, окна; оно: напротив. В
нем небо и ветви. Дальше, за ними, остальная жизнь. Возможно также
сказать, что запланированное отсутствие этого элемента является
источником его желания. В итоге семья постигает все свои мрачные
тайны, и свет проливается в души. В укрупненном масштабе  нация
постигает все свои тайны благодаря Царю-психоаналитику, и тот же свет
исцеляет их душевные язвы. Царь также есть нескончаемо сокрытый
элемент истории. Более того, нескончаемо двоящийся и в своем
двойничестве ускользающий в цепи взаимозамещений. История проста:
Царь-Отец, он же тот, кто выслушивает бесконечное повествование о
самом себе исчезающем. У Григория Нисского каждая вещь стремится к
своему собственному Логосу, равно как и человек, через которого такое
стремление тварного возможно и происходит. Может ли существовать
история изначально исполняющаяся в самой себе?


Некий, запаздывающий в своем соскальзывании в память, пласт времени
иногда напоминает голографический натюрморт. Собрание оттисков,
умственных слепков. И не было у нее детей, и кручинилась она очень, а
муж ее, генерал, и говорит ей: все сделаю для тебя, только прикажи...
а ей что... плачет, бедная. И вот был ей сон, что помрет она вскорости
и потому наутро говорит она своему мужу, генералу, про весь этот свой
сон  что видела она во сне Спасителя, и тот ей молвил, чтоб не
печaлилась, а мужу своему наказала после смерти на могиле Его фигуру
поставить. А почему? Да потому, что детей у нее нет, а так люди
собираться будут, поминать. Вот почему! Они мертвы.


Ничем не откликается им спящая часть меня, нескончаемо и неустанно
лишающая себя  себя в отслоении оболочек опознания. Мост сравнения
был нами устранен. Звук пилы кольцеообразен, однако ничем не
напоминает спиралевидное, галактическое вращение ветвей. Снег сошел.