"Аркадий Драгомощенко. Алиби не дано." - читать интересную книгу автора

Мориса Бланшо:

Взгляд Орфея это -- последний дар Орфея произведению, дар, в
котором он отрицает произведение, в котором он приносит его
в жертву, направляясь к его истокам в безграничном по-двиге
желания, но в котором он по-прежнему неосознанно движется к
работе, к ее истокам.




Однако, возможно, мы предпочитаем просто "рассматривать" плоскость,
полотно, натянутое или расположенное в раме, а иногда -- повисшее так,
на одном гвозде, как придется (эти замечания следовало бы озаглавить:
"-"), уже покинув пределы пространства, места все более и более
случайного и, следовательно, все более уместного, где мне продолжают
предлагать некую работу: оставленный до капитального ремонта дом
(парадиз мастерских), из которого выселены жильцы, но запах чей
никогда не оставит стен, даже, если стены снести до основания, до их
краеугольных камней, как, впрочем, и вещи, к которым мы вернемся
позднее. Да, это, конечно, все та же нескончаемая выставка, где сотни
работ раскачиваются на сквозняке, подобно повешенным, пестующим мощь
мандрагоры. Конечно, выставка или же принадлежащая всем коллекция
(город-коллекция-клубень, в котором Рембрант врастает в Бугаева,
превращаясь в свинцовую венецианскую пыль задворков, напыляемую на
темный пергамент слоистых зеркал Малевича). Бесспорно, -- выставка,
коллекция, дом, сырость, городская зима/весна, дым и ужин с
приветливыми богами. И так далее, от чего отдаляясь, глянув мельком,
зацепив краешком глаза, утратив, извне уже, из-за собственного плеча,
стекла. По обыкновению плоскость, холст -- оно -- только потом
возникнут в забвении и желании видеть в преступлении предела. Так,
однажды мы бегом неслись через Русский музей. Позже стояли у окон. И
сквозь спины медленно просачивалась, совпадая с окном, жолтость
Ларионова, расточающая контуры не то женского тела, не то нескольких
литер, выстраивающих осиные углы сложной системы опрокидывания в
оконный проем падения. В сон солнца. В белую каллиграфию луча.




Арахны, ткущие покрывало полотна, обнажающего множество уменьшающихся
в форму пигментов, уменьшающих, но не смыкающих/свыкающих в
однородность зерна зрение. Один из возможных черновиков к настоящим
замечаниям: "к каталогу Вольрана: мертвая вещь, как мертвое время или
мертвая вещь времени... из последних трех слов все три очевидно
темны".