"Аркадий Драгомощенко. Устранение неизвестного" - читать интересную книгу автора

перевода.
- Именно, тогда я решился войти, - после паузы сказал Блок. Голос его
звучал стесненно. - Утром, я вошел в комнату, а надо сказать, ночь
была для меня чрезвычайно беспокойной. Этой весной поют какие-то
другие птицы. Они намного крупнее прежних.
- Да конечно, голубчик! - сочувственно отозвалась Ольга.
- ... но как я уже говорил, она лежала на своем диване, в крови. Я
далек от того, чтобы во всем винить новых птиц. Разумеется, в первый
же миг я понял... но все же непонятно зачем наклонился, - я разглядел,
что нож рассек ей шею почти под подбородком. Знаете, как это бывает,
когда внезапно видишь все с необыкновенной остротой. Например, вы
летите в самолете на высоте 9000 метров и видите все внизу, как сквозь
магический кристалл. Кровь залила простыни, пеньюар, однако нигде не
было следов, которые могли бы внушить мысль о насилии! Кровь уже стала
коричневой, какой-то зернистой. Я подумал о краске, которой красили
очень давно заборы на Охте. Я потрогал пальцем ее рот. Он был
чрезвычайно тверд. Я подумал, не убирая пальцев с ее губ, что вчера...
или это уже было для меня как бы сегодня? - они обжигали меня. Мне не
хотелось бы вдаваться в подробности, к тому же вам, наверное, это
довольно известно, - когда все твои ощущения сосредотачиваются,
сходятся в одной точке, в одно место, а все остальное тело как бы
отсутствует, присутствуя в осознании собственной незанятости,
опустошенности. Мне кажется, в этом и состоит иллюзия орального секса.
В комнате было жарко натоплено. Мы избегали открывать окна, поскольку,
как я полагаю, мы хотели довести одиночество наших отношений до некой
крайности.
- Мы? - невпопад спросил я. Смерть открывает время вне
заинтересованности. Мы отбрасываем "тень" в эту область, не в
состоянии ее увидеть. Все равно, как не видеть своих экскриментов.
Человек сходит с ума, продолжил Хор.
- Так я иногда воображал, что было бы куда как хорошо, если бы ее
комната находилась где-то под землей, очень-очень глубоко, куда не
проникал бы ни единый звук, а я бы иногда вспоминал лишь, как там
шумят деревья. Много деревьев. Но вспоминал... Вы понимаете меня,
Ольга? Вспоминать о настоящем. Вы заметили, как изменяется
повествование? Внизу обитают комары, святые, крысы и гномы.
- Вы слишком обожаете свою мать, Александр, - заметила Ольга.
- Обижаю ли я ее... Нет, я ее люблю, я к ней нежен, но... видите ли,
обижать... мне думается это нечто иное. Мне нужно большее, нежели
объятия, но что означает это большее? Отгадайте, Ольга. Вам
предоставляется прекрасный случай. - Он прикрыл рот рукой.
- Не знаю... Возможно вы любите женщин как-то иначе, нежели они
привыкли, чтобы их любили?
- Сомневаюсь, хотя, вероятно вы правы. Никто не любит, чтобы их
разбирали на части.
- На части? - деланно удивилась Ольга и украдкой показала мне на часы.
- Именно. Мне думается, что драма детства заключена в невозможности
возвратить прежний облик кукле, которую ты распотрошил, пытаясь
узнать, что у нее внутри, но глухоту которой тебе не избыть. Некоторые
в детстве разбирают часы. Однако смешно говорить, будто так они хотели