"Иван Дроздов. Геннадий Шичко и его метод " - читать интересную книгу автора

- Что? - встрепенулась Надежда. - Уже на попятную? Нет, голубчик,
ничего не выйдет. Если притронешься к рюмке, всем расскажу, как ты давал
обещание, сорил словами.
Ее поддержала Эмилия Викторовна.
- В самом деле, друзья! Как можно совместить ваши призывы к трезвости с
вашим же пристрастием... ну, хотя и легким, к винопитию. Признайтесь,
нелогично это.
И она рассказала, как однажды их маленький сын Гриша, завидев в руках
отца рюмку, крикнул: "Папа! Ты же сам говорил: вино - яд, оно вредно!"
Заплакал и убежал к себе в комнату.
- Да, было такое. А теперь вот и она, Люция Павловна...
- Что и говорить, - закреплял я только что внушенные мне убеждения, -
логики в нашем поведении никакой. Если уж не пить, так не пить. И что уж тут
вилять хвостом.
- Ты полагаешь, - сказал Углов, - мы с тобой до нынешнего вечера виляли
хвостом?
Все засмеялись. И, кажется, это был момент, когда мы все четверо,
сидящие в машине, окончательно перешли ту полосу жизни, за которой
начинается абсолютная трезвость.
Теперь, когда со времени этой встречи прошло много лет, могу заявить:
суровая правда суждений Геннадия Андреевича, простые, сердечные вопросы
Люции Павловны и ее будто бы наивное изумление перед фактом нашей
веротерпимости внесли перемены в наш семейный уклад - напрочь были отринуты
рюмки, и все последние годы в доме нет алкоголя. Сами не пьем и не угощаем
этой отравой своих гостей.
Некоторые из моих приятелей, зная о моем знакомстве с Угловым, нередко
просили определить в его клинику то одного больного, то другого. У Федора
Григорьевича в таких делах принцип: в помощи он никому не отказывает, но и
очередность жаждущих у него полечиться, по возможности, не нарушает.
Как-то моя старая знакомая, в прошлом балерина из труппы Большого
театра Елена Евстигнеевна стала рассказывать печальную историю своего сына
Бориса. Он рано пристрастился к вину, страдал ожирением и болезнью сердца. К
тридцати годам выглядел совершенно разбитым человеком.
- Не поможет ли ему Федор Григорьевич? - заключила она свой рассказ.
- Чем же он сумеет ему помочь? - спросил я не очень тактично. И чтобы
загладить неловкость, сказал:
- В Ленинграде есть ученый - Шичко Геннадий Андреевич. Он будто бы
своим особенным методом освобождает пьющих от пагубной привычки.
Последние слова произнес неуверенно: я хоть и сам убедился в
способности Шичко и его супруги, но метода не знал, пациентов его не видел.
"Может ли он, в самом деле?"
Елена Евстигнеевна ухватилась за эту последнюю возможность и попросила
меня поговорить с Борисом.
- Шаманов не признаю, - заявил тот, - и на поклон к ним не поеду, но
вот если можно полечиться в клинике академика Углова... Он, говорят, делает
какие-то уколы - Борис посмотрел на мать.
- Сердце у меня болит, понимаешь? А ты... Врач мне нужен, а не знахарь.
- Хорошо, хорошо. Согласна...
За день до отъезда в Ленинград Борис Качан навестил Володю Морозова,
школьного товарища, работающего врачом в одной столичной больнице.