"Владимир Дроздов. Приключения "Двойки" (авт.сб. "Над Миусом")" - читать интересную книгу автора

нос-больно стукалась колесами. Хорошо еще, что при этом только макушки
стеблей срезала винтом. Толкни Сережка ручку посильнее-наверняка задела бы
за дерн, разбила бы пропеллер в щепки или, чего доброго, на нос встала,
перевернулась бы...
Однако в то утро Бородков после очередного тычка колесами дернул ручку
на себя с запозданием, заток самому животу. И "двойка", уже
приготовившаяся катиться на колесах, примирившаяся с двухточечной
посадкой, принуждена была взмыть вверх-дала козла.
Конечно, со стороны такие прыжки могут показаться легкомысленными.
Только "двойке" было не до шуток. Покачиваясь с крыла на крыло, она
замирала от страха.
Горголь спохватился - снова сунул ручку вперед. И опять "двойка" упала
на колеса. Ее ноги-стойки от удара чуть не воткнулись в фюзеляж. Было так
больно!
К счастью, "двойку" пожалел, не позволил разбиться гибкий ковер
многолетних трав. Возмутясь Сережкиными козлами, он сильно вмялся. Она
поняла намек-уцепилась за отаву обеими покрышками и, сразу отяжелев от
трения, перестала прыгать-ровно покатилась по посадочной полосе. То-то,
наверно, Горголь удивился!
Уже пробегая мимо поперечного полотнища посадочного знака "Т", рядом с
которым стоял командир эскадрильи, "двойка" заметила: комэск грозит
Бородкову кулаком! И горько усмехнулась: поняла, что в воздухе запахло
гауптвахтой.
Вообще-то "двойка" прекрасно знала: на то она и существует,
учебно-тренировочная, чтобы таскать на своем горбу неумелых, неловких. Но
одно дело понимать. А совсем другое-соглашаться. Она терпеть не могла
небрежных, неряшливых, беззаботных - этаких мотыльковпорхателей. То ли
дело комэск. Он еле притрагивался к ручке управления, носками сапог едва
касался педалей, плавно и незаметно давал газ. А как летал! Приятная дрожь
пробегала по всему телу "двойки" при одном воспоминании о комэске. И
всего-то один полет... Комэск немного порулил на ней вдоль нейтральной
полосы. Недолго постоял на взлетной. Взлетел, словно навсегда расставался
с землей. Однако лишь с полчаса покрутился над аэродромом. Зато какой это
был блестящий каскад пилотажа! Фигуры мгновенно переходили одна в другую,
лились непрерывным потоком до самой посадки.
А уж сел он! Просто притер одновременно колеса и костыль к только что
скошенному, щетинистому лугу. И еще сказал: превосходная машина!
"Двойке" казалось: теперь она может все, все умеет, всему научилась. Но
тут началось! На ней стали тренироваться молодые летчики. А им было далеко
до комэска.
Правда, они подражали, кто как мог, его манере и постепенно обучались
мастерству, входили в строй. Только Горголь не делал никаких успехов.
Остался один на учебной. Летая с ним изо дня в день, "двойка" окончательно
запуталась: в чем проявляется Сережкина расхлябанность, в чем - ее
собственное легкомыслие? И от этой его шалопутности за "двойкой"
потянулась дурная слава.
Ну хоть бы сейчас. Сережка скозлил при посадке, а со старта уже
понеслись шутки: "двойка", как всегда, - па двойку!
Уныло развернулись они с Горголем в конце пробега.
И невесело порулили по нейтральной. Вдруг комэск поманил Сережку