"Морис Дрюон. Александр Великий или Книга о Боге " - читать интересную книгу автора

которой лежала на ее плече, подобно огромной живой драгоценности. У нее была
очень белая кожа, узкое лицо, дугообразные брови, но главное, что я смог
заметить, - это огромные глаза с металлическим блеском: я часто видел эти
глаза посреди черной сферы; они сияли, как слюда, и была в них какая-то
странная сосредоточенность на своем предназначении. Олимпиада была
небольшого роста, но ее легкое тело, выдерживавшее немалый вес змеи,
по-видимому, таило исключительную силу. Она подошла ко мне, и голова змеи
почти коснулась меня. Я заметил три маленькие родинки у нее на лбу, на плече
и на груди - в тех местах, на которые возлагают руки при посвящении фараона
в таинство. Ее волосы в свете факелов отливали рыжиной. Я подошел к Филиппу,
до того сидевшему с мрачным видом, а теперь вдруг разинувшему рот от
изумления, и прошептал ему: "Эта та, что предназначена тебе судьбой".
Но она уже отвернулась.
Второй частью мистерии было представление о зарождении жизни; видимо,
только таким способом можно смягчить то потрясение, которое вносит
вмешательство в божественный распорядок жизни, потому что всякая угасшая
жизнь должна быть восполнена новой, потому что искуплением за отнятую жизнь
является дарение жизни, потому что лишь любовь стирает память об убийстве, а
за кончиной вновь и вновь следует новая жизнь.
Олимпиада подошла к жрецу, изображавшему Адама, который стоял теперь в
центре площадки перед храмом; она танцевала перед ним со змеей в руках, и
то, как она подносила к своим губам язык змеи, как оборачивала вокруг своей
шеи и живота толстые зеленые кольца, как пропускала тело змеи между своих
ляжек, как разворачивала ее, чтобы затем снова обернуть вокруг себя, не
могло не вызвать чувства жуткого восхищения. Другие гетеры играли на своих
инструментах и пели, следуя ритму, заданному жрецами, - это был ритм
рождения жизни - и все паломники, сами того не сознавая, дышали в ритме
этого танца.
Факелы то опускались, то поднимались, свет и тень пробегали по телу
Олимпиады, которая теперь, лежа на земле, с таким пылом и совершенством
изображала любовный трепет, что присутствующие не могли сдержать криков
восхищения; Адам бегал вокруг нее сужающимися кругами; приблизившись совсем,
он поднял ее на руки и исчез вместе с нею за занавесями храма; змея,
извиваясь по камням, уползла следом за ними.
Через мгновение Олимпиада появилась вновь, но уже без Адама и змеи.
Мистерия окончилась, и простые паломники удалились в квартал гетер.
Я подвел Олимпиаду к Филиппу. Эту ночь он провел с ней, не обладая ею,
ибо заклинательница священной змеи во время мистерий не может принадлежать
никому, кроме бога. Тем не менее, она обучила Филиппа, который был груб и
скор в своих удовольствиях, таким ласкам, о которых он до сих пор и не
догадывался. Жрецы научили ее всем тонкостям любовной науки, потому что нега
является одним из путей к познанию божественного. Ночь за ночью, в течение
всего времени мистерий, когда паломники забывают о себе самих и о времени и
освобождаются от неведомых им доселе страданий, Олимпиада открывала Филиппу
тайные пути, связывающие плоть с духом, и он безумно увлекся ею, как мы того
и ожидали. Он не был слишком скрытен в таких вещах, и после ласк Олимпиады
только о них и говорил целыми днями.
Сверх того, для верности, чтобы укрепить союз, мы приворожили Филиппа,
однако это было почти излишним; сама Олимпиада, с помощью расточаемых ею
милостей и осторожных отказов очаровала регента Македонии. Филипп