"Ион Пантелеевич Друцэ. Последний месяц осени (Молдавские повести) " - читать интересную книгу автора

Опять тот же никогда не высыхающий перекресток; сразу за ним начинается
узкая, наспех вымощенная дорога. Высокий детина торгует соленой рыбой,
поставив бочку прямо на улице. Пять разномастных котов сидят,
напружинившись, под заборами и обиженными глазами следят за продавцом.
Старый репродуктор, висящий на одной петле под стрехой ветхой избушки,
передает урок гимнастики. Пятилетний мальчуган, нахлобучив на себя
милицейскую фуражку отца и вооружившись его свистком, поднимает ничем не
вызванную тревогу, а тем временем отец торопливо копает картошку на огороде.
На окраине, сразу за последними домиками, стоит у обочины видавший виды
грузовик. В кабине дремлет молоденький шофер с шевелюрой сельского красавца
и со следами усталости на молодом, еще не бритом лице. Идущие с вокзала
крестьяне залезают в кузов не спрашиваясь - небось куда ни поедет, все ближе
к дому. Унылый шофер, переборов дремоту и проследив некоторое время за тем,
как они садятся, вдруг заводит машину и уезжает, оставив половину людей на
дороге в великом недоумении. Человек есть тайна - это сказано давно.
Осень уже на исходе, на дорогах сыро, редко где побежит за машиной
тучка пыли. А ей, мятежной, хочется пыли, и она гонит, гонит вовсю. Ломанная
и ремонтированная бесконечное число раз, эта машина тем не менее сохранила
способность по-мальчишески упиваться своей скоростью, и все ей нипочем.
Нестись так нестись!
Из-за покатого холма выглядывает окраина деревни, вернее, в голубой
дымке появляются дрожащие крыши двух крайних домиков. Ведет в деревню
исхоженная за долгие годы, по-деревенски верткая тропинка. Пока она
взбирается по склону холма, голубая дымка рассеивается, и крыши уже не
дрожат. Теперь оба домика уже видны целиком, каждый со своим обликом, со
своим достатком. Заходящее солнце вспыхивает огромным пожаром то в окнах
одного, то в окнах другого, и создается впечатление, что домики, дурачась,
играют с огнем.
Много лет тому назад, когда я покидал этот край, меня не провожали.
Единственные, кто пошел за мной до самого вокзала, были эти два домика с
окраины. Я много думал о них, теперь мы с ними большие друзья, хотя, к стыду
своему, я до сих пор не знаю, кто в тех домиках живет. Может, какие-нибудь
недруги по школьной скамье, может, какие-нибудь родственники, а может,
совершенно незнакомые мне люди, приехавшие в нашу деревню после моего
отъезда.
Деревня начинается сразу с гребня холма и, мягко скатываясь, уходит
далеко на юг. По-осеннему остывший солнечный диск дрожит на закате, узкими
переулками возвращаются с поля усталые колхозники. У одного перекрестка
дерутся подростки из-за проколотого, валяющегося рядом футбольного мяча. Две
благообразные старушки идут крошечными шажками вдоль деревни, весело
переговариваясь. Увидев старую, наполовину разрушенную церквушку, они
останавливаются, крестятся и идут дальше молча. Молодая девушка достает воду
из колодца, смуглый парень подходит, а девушка, не оборачиваясь, все
выбирает ведро, и крупные слезинки, скатываясь по ее щекам, летят в
сумеречную глубь колодца. У нас, оказывается, по-прежнему глубоко, на всю
жизнь влюбляются.
Далеко внизу, в конце узенького переулка, стоит, прислонившись к
калитке, старушка. Теперь над старой черепичной крышей не вьется дымок. Не
топят соседи справа и слева; только высоко над деревней повис серой пеленой
вечерний дым. Старушка ждет обещанных гостей и, чтобы не терять времени зря,