"Владимир Николаевич Дружинин. Тропа Селим-хана " - читать интересную книгу автора

на секрет, сам толкнется в руки!
А ведь застава раньше считалась передовой! Да, не повезло...
Сивцов разволновался и ускорил шаг. Взять вопрос комплектования!
Разумеется, нельзя требовать отборных лыжников, обученных альпинистов, но
все-таки... Вон по каким кручам, по каким зубцам проложена линия границы!
Летом шею сломать можно, а уж зимой, когда пурга валит с ног... Было бы
правильнее назначать на самый трудный участок солдат покрепче, посильнее
телом и духом. А то... Взять хотя бы Тверских. В прошлом у него ряд
проступков: пререкания, а один раз даже выпивка. Спрашивается: если его в
резерве при штабе отряда не могли наставить на истинный путь, то почему
Сивцов должен исправить! Одни словечки Тверских чего стоят - "классно!",
"железно!" Тьфу!
На заставе Тверских немного подтянулся, но все же один неприятный казус
был. Поступила жалоба от местного жителя. Пришлось дать взыскание и
напомнить, что негоже так себя вести советскому воину, да еще сыну Никифора
Тверских, героя-пограничника.
Сивцов за всех в ответе. И никого не касается, что у Сивцова четвертый
месяц нет замполита...
Размашистой походкой Сивцов спускался по травяному склону. Солнце уже
золотило гребни хребта; первый луч скользнул в долину, зажег капли росы на
траве, уперся в белый дувал заставы.
В домике еще спали. Сивцов встал на цыпочки и тихо, чтобы не разбудить
жену и пятилетнюю Верочку, прошел к кровати. Лег, накрылся шинелью, свесил
ноги в тяжелых сапогах.
Через два часа его разбудили. Звонили из комендатуры. Пока Сивцов бежал
к телефону, на ходу надевая гимнастерку, ночная тревога вновь ожила для
него. Вдруг он что-нибудь упустил! Но нет, голос дежурного в трубке был
будничный, спокойный.
- Слышь, Петрович! Ты намерен пахать контрольную полосу?
Сивцов повеселел. Да, о кабанах можно забыть. Намерен ли он пахать?
Непременно. А то совсем зарастет.
- Давай людей. Трактор свободен.
Начинался новый день на заставе. Начинался обычно. Солдаты выносили на
солнце плащи и шинели, отсыревшие в наряде. В умывалке звенели рукомойники.
Старшина Кондратович, коренастый, румяный белорус, выбежав в трусах к
турнику, подскочил, завертелся, спрыгнул наземь, похлопал в ладоши.
- Тверских за трактором, - сказал Сивцов старшине.
- У нас еще есть водитель, комбайнер даже. Коломиец Степан. Тверских я
отпустил, - разминая ладони, сказал старшина. - Он с собакой занимается.
- Что ж, это неплохо. Пусть тренирует Гайку. Раз так, за трактором
пойдет Коломиец с напарником.
- Товарищ капитан, - старшина смутился, - Тверских на кочевье просится.
Я думаю, можно разрешить. На вечер, в воскресенье.
- А по-моему, нельзя, - отрезал Сивцов. - Опять мне краснеть из-за
него?
- Он осознал, товарищ капитан.
- Нечего ему там делать.
Капитан круто повернулся. Всегда старшина защищает Тверских, не хочет
понять...
В канцелярии он включил репродуктор. Москва передавала последние