"Юрий Дружников. Диалог: от "Бесов" до "Ангелов" (Беседа с критиком В.Свирским)" - читать интересную книгу автора

перед студентами-практикантами, в общем-то ему почти не знакомыми, нести
явную антисоветчину. Но вспомним, кто тогда не нес ее?! А антисоветские
анекдоты: одна половина общества рассказывала, другая с удовольствием
слушала.
В.С. Тут есть о чем спорить. Затронут важнейший для страны вопрос: было
ли общество готово к переменам?
Ю.Д. Важно, какое это общество, каков уровень планки его
нравственности, насколько глубок и натурален демократизм, каковы меры
маниловщины и обломовщины, насколько граждане, готовые к переменам, способны
противостоять более сплоченным, более организованным, более мимикричным
силам старой системы. В "Ангелах" не случайно почти нет "деятелей" -
традиционных фигур русской литературы полутора веков. Их почти не отыщешь в
жизни, они закончились в лагерях. Критиковать, высмеивать, освистывать -
куда легче, чем созидать. Суждены нам благие порывы... Нет, России нужны
люди иного психологического склада, иной нравственной конституции. И ведь мы
пока говорим только о так называемом культурном слое, который составляет
десятую часть по отношению к населению страны.
В.С. А остальные девять десятых? Я имею в виду очень важного персонажа
вашей книги, персонажа-невидимку, собирательный образ Читателя газеты
"Трудовая правда".
Ю.Д. Не забывайте, что со времени окончания романа прошло полтора
десятилетия. Да каких! Персонаж этот не мог не измениться!
В.С. Читатель "по роману" - это новая порода людей, которую (тут перед
агитпропом шапки долой) все-таки удалось вывести. Читатель этот верит в
обволакивающую его со всех сторон ложь. Верит, что его страна - самая
миролюбивая, самая передовая в области науки и искусства, самая гуманная и,
конечно же, самая сильная. Верит, что русский народ - самый великий, что
КПСС - ум, честь и т.д., что ему, читателю "Трудовой правды", выпало
величайшее счастье родиться и жить именно в этой стране. Ложь возвышает.
Правда не только неприятна, она - страшит. Читатель этот желает, чтобы ему
сотый раз крутили "Свинарку и пастуха" или "Кубанских казаков" и отвергает
Тарковского. Юлиана Семенова или Чаковского ему спокойнее перечитать, чем
взять Солженицына или ваше "Вознесение Павлика Морозова", - я сам был
свидетелем, с каким негодованием была встречена эта книга. Такой читатель
хочет, чтобы его обманывали. Он не только не унижен своим положением,
наоборот: он счастлив в своем рабстве. И если уж мы говорим о значении
издания "Ангелов" в России сегодня, то оно видится мне и в том, что такой
читатель может оглянуться на себя вчерашнего и что-то почувствовать:
недоумение, возмущение, гнев.
Ю.Д. Многое изменилось, но не забудем, что перемены шли сверху. Стал ли
народ другим? На защиту новоиспеченного Белого дома во время августовского
путча вышли десятки тысяч человек...
В.С. А окажись путчисты на свободе, их вышли бы приветствовать сотни
тысяч. Согласен: изменений в народе не могло не произойти. Вопрос только -
каким он стал теперь? Я не отрицаю, что тому массовому сознанию, в основе
которого со времен татаро-монгольского ига оставалось убеждение в законности
произвола, нанесен удар. Но сомневаюсь, произошла ли демократизация
общественного сознания. На мой взгляд, на место догмата слепой веры пришел
догмат слепого неверия - ни во что и никому. Прибавьте к этому усталость,
апатию, зависть, обозленность, шараханье из стороны в сторону, - все те