"Юрий Дружников. Диалог: от "Бесов" до "Ангелов" (Беседа с критиком В.Свирским)" - читать интересную книгу автора

качества, которые мы в зачатье видим в героях "Ангелов на кончике иглы". А
ведь они в большинстве - интеллигенция. Она устала от бремени радетельницы
нужд народа, сеятеля разумного, доброго, вечного, и уходит - кто в бизнес,
кто в религию, кто в эмиграцию, постоянную или полупостоянную.
Ю.Д. В этом нет ничего плохого. Может, интеллигенция займется, наконец,
своим делом: будет учить грамоте и культуре, а не бомбометанию, лечить от
физических, а не от политических недугов, создавать научные, а не партийные
школы, и самоутверждение на кухне за бутылкой перестанет быть ее главным
способом самовыражения. Государство перестанет содержать бездарных, но
идейно выдержанных. То есть интеллигенция будет
заниматься тем, чем она давно уже занимается во всем цивилизованном мире.
В.С. Но свято место пусто не бывает. Этим могут легко воспользоваться
новоявленные демагоги, снова пообещав тишину и порядок. Тишина будет
кладбищенской, а порядок тот самый, который Гитлер назвал "новым", а Сталин
"самым демократическим". Один из главных героев - старый журналистский волк
Яков Раппопорт рассчитывал только на чудо. "А что, если бы произошло
невероятное?" - спрашивает Ивлев. (То есть произошло бы чудо, и режим пал.)
- "Интересно! Через сколько лет - через пятьдесят или пятьсот?" -
парирует собеседник. Видит ли автор "Ангелов" свет в конце тоннеля?
Ю.Д. Мне трудно ответить на этот вопрос. Чем больше мы узнаем о той
эпохе, тем более очевидно, что называть ее застойной неверно. В новейших
американских исследованиях природы романа говорится, что в основе романа
лежит скандал. Вспомним такие несходные вещи как "Лолита" и "Бесы", и будет
ясно, о чем речь. В "Ангелах" скандалов сразу несколько: политический,
семейный, даже физиологический. В романе сцеплены полярные точки зрения, и,
разумеется, автор за героев не ответчик, он наблюдатель, хотя и не холодный.
Может показаться странным, но надежды в романе связаны и с образами
лютых чекистов, например, заместителя главного редактора Ягубова. Меня
упрекали в том, что сцена, в которой Андропов (в романе он Кегельбанов) в
августе 1968 года поручает Ягубову написать текст обращения группы чехов с
просьбой о помощи, неправдоподобна, что для таких заданий бывший сталинский
официант никак не подходит. Но в том-то и дело, что на других, преданных
системе не за страх, а за совесть, уже тогда был дефицит. Приходилось во
всем опираться на лубянковские кадры, - какие ни есть, но свои. Вместо
аргументов - танки, вместо убежденных защитников - ягубовы. Вот в чем
виделся проблеск надежды на перемены. А то, что дети правителей спивались,
становились уголовниками, пытались покончить с собой (и в жизни, и у меня в
романе) - разве в этом не видится надежда на развал системы?
В.С. Критики называют "Ангелов на кончике иглы" романом историческим.
Для меня же он не только роман-хроника, но и роман-спор: Дружников-художник
все время спорит с Дружниковым-диссидентом. Да, есть две свободы: внешняя и
свобода в душе. Очень актуально упомянутое вами предупреждение Герцена:
"Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены
внутри". Дай Бог, чтобы я оказался посрамленным в своем пессимизме, и
"Ангелы" скорей стали историческим романом о той российской жизни, которая
не повторится.