"Юрий Дружников. Диалог: от "Бесов" до "Ангелов" (Беседа с критиком В.Свирским)" - читать интересную книгу автора

Генеральный импотентолог (а попросту личный уролог), который влияет на
Генсека, так сказать, на физиологическом уровне и имеет кого под него в
нужный момент подстелить - не даром, конечно, но, конечно, и не за деньги,
а - за власть. Должность анекдотична, а тем более идея вставить эту
должность в устав партии. На самом же деле уролог Сизиф Сагайдак -
художественный тип той эпохи. В нем нашла свое воплощение дряхлая, не
способная на созидание система.
В.С. Появись "Ангелы на кончике иглы" в конце семидесятых, когда были
созданы, автора наверняка обвинили бы в оглуплении "человека с густыми
бровями", в гротескности, нереальности образа. Но сегодня, когда стало
больше известно о нравственном, да и просто умственном уровне тех, чью
мудрость воспевали поэты, стало ясно, как близка оказалась художественная
правда к реальности, даже в тех, кажущихся пародийными сценах, где Брежнев подсчитывает количество орденов
у себя и на портрете у Сталина, наслаждаясь своим преимуществом, или,
упиваясь своей вседозволенностью, ночью пьет с охранниками портвейн и
мочится с моста в Москву-реку.
Ю.Д. Когда роман читался в Самиздате, меня упрекали в том, что я не
назвал Генсека настоящим именем. Мол, состорожничал, случись что, с меня
взятки гладки, мало ли людей с густыми бровями.
В.С. "Случись что", не спасли бы никакие фиговые листочки.
Литературоведы с Лубянки не стали бы даже разбираться. Статей УК достаточно
- клей любую или все оптом. В отсутствии прямых имен в романе мне видится
художественный прием, полный глубокого социального смысла, указывающий на ту
самую анонимность власти, о которой мы говорили. Именно поэтому нет имени и
у "худощавого товарища, предпочитающего быть в тени", хотя всем ясно, что
это Суслов. Когда писателю по тем или иным причинам нежелательно упоминать
конкретное историческое лицо под настоящим именем, он использует всем
известную черту внешности, профессию, национальность. Например, "человек с
лицом татарина" в "Климе Самгине" - Савва Морозов. Вы же, не знаю,
сознательно или нет, использовали, пожалуй, впервые прием анонимности
персонажа для показа анонимности власти. Этим я объясняю и отсутствие у них
анкет и биографий в отличие от других героев (тоже, между прочим, новый
прием), значит, на месте Брежнева мог быть любой другой, он - марионетка
системы, твердо усвоившая правила игры и именно поэтому так долго сидящая.
Власть эта импотентна, вот почему необходим уже упоминавшийся Генеральный
импотентолог. Парадоксально другое: рядом с этими героями ввязан в канву
повествования вполне исторический персонаж - маркиз де Кюстин, и следопыты
из КГБ начинают разыскивать его, считая, что под этим именем скрывается
диссидентствующий автор.
Ю.Д. Слышал от критиков, что глава о Кюстине не вписывается в
архитектуру романа и понадобилась только для внесения детективного
элемента...
В.С. А я считаю, что живой Кюстин не только укрепляет архитектуру,
совмещая две действительности и рождая третью - какого-то ирреального мира,
в преддверии которого все другие персонажи пытаются создать видимость жизни.
Благодаря маркизу у читателя создается ощущение грядущего апокалипсиса "в
одной, отдельно взятой стране". Кюстин - участник всех событий, действующее
лицо всех сцен - иногда как комментатор, иногда - прорицатель, зачастую -
свидетель обвинения и всегда - мудрый и чуткий диагност. Почему вы не
упомянули о том, что путешествие в Россию Кюстин, аристократ и монархист,