"Ответы Юрия Дружникова на вопросы участников Варшавской конфереции" - читать интересную книгу автора

В конце ХХ столетия на Западе стали популярны романы в жанре
"патографии". Некоторую роль тут сыграл и возобновившийся интерес к Фрейду и
Юнгу. Патологическая биография Пикассо как морального монстра, нашумевший
документальный роман о Джоне Ленноне и работа Пола Джонсона "Интеллектуалы",
в которой Лев Толстой предстает перед читателем эдаким сексуальным маньяком,
что называется, берут читателя за горло.
В России имеет место не падение значения романа, но исчезновение, как я
ее называю, "стадионной литературы". Разницы между поэтом, выкрикивающим
стихи в микрофон перед двадцатитысячной аудиторией, и романом с разовым
тиражом три миллиона нет. Эпоха литературы как части пропагандистского
аппарата тоталитарного государства кончилась. Прятавшиеся в столах добротно
сделанные романы опубликованы. Пора создавать новое, но подъем, связанный с
эйфорией бесцензурной и безредакторской печати, привел к суете и падению
писательской культуры. Читаешь -- хочется взять карандаш и у авторов,
получающих премии, начать вычеркивать лишние фразы и целые страницы.
Развитие теории романа, беря все ценное в мировой литературе, все
меньше делится по языкам и континентам, чего не скажешь о дроблении самой
литературы по странам. Это по-прежнему национальные интересы: финансовые,
этнические, политические. В США не любят ни европейских фильмов, ни романов,
во Франции у американских писателей видят негибкость чувств,
интеллектуальный инфантилизм и справедливо боятся "кока-кольной культуры". В
России проходят граблями по книгам, изданным в других странах до введения
копирайта (чтобы не платить), определяя качество романа по числу трупов в
нем. Убивать своих героев самыми гнусными методами взялись сегодня и хорошие
писатели.
Тенденция, которая огорчает в сегодняшней Америке, связана не с
расовыми проблемами, как это было раньше в США и остается в некоторых
странах, но -- с размежеванием литературы и, в частности, романа, на три
ветви: общая (или, условно, мужская?), женская и для гомосексуалистов,
причем быстро растут и поощряются обществом последние две ветви. Мне
приходилось не раз высказываться устно и в печати, что единственно возможная
дифференциация -- на литературу хорошую, посредственную и плохую. Роман для
гомосексуалистов, в котором действуют положительные герои соответствующей
сексуальной ориентации, окруженные врагами гетеросексуалистами, напоминает
идеальное произведение социалистического реализма. Молодые писатели охотно
берутся за такую тему, надеясь на благосклонное внимание издательства.
Поэтому на вопрос "Как вам нравится молодая американская литература?" --
отвечаю как в анекдоте: "Читать люблю, а так нет".

2. Существуют ли сегодня литературные авторитеты для американских и
русских писателей, также писателей-эмигрантов?

У американских писателей, кого знаю, авторитетов чаще нет, а если
настаиваете, русскому из вежливости ответят: Толстой, или Чехов, или
Достоевский (часто от незнания других), хотя в текстах вы этого не
обнаружите, разве что формулу Достоевского, что, кроме счастья, человеку
точно также необходимо несчастье. Человек, по Достоевскому, не делает выбора
между добром и злом. Он, как поезд, все время двигается по маршруту "добро
-- зло" и обратно.
Герман Мелвилл, метавшийся в долгах как Достоевский, провел некоторое