"Дафна Дю Морье. Моя кузина Рейчел" - читать интересную книгу автора

и других приятелей Эмброза, которые пытались убедить его взяться за ум,
обзавестись семьей и растить детей, а не рододендроны.
- Одного юнца я уже вырастил, - отвечал он, трепля меня за ухо. - Он
отнял у меня двадцать лет жизни, а может, и прибавил - это еще как
посмотреть. Более того, Филипп - готовый наследник, так что не стоит
говорить, будто я пренебрегаю своим долгом. Когда придет время, он выполнит
его за меня. А теперь, джентльмены, садитесь и располагайтесь поудобнее. В
доме нет ни одной женщины, а посему можно класть ноги на стол и плевать на
ковер.
Естественно, ничего подобного мы не делали. Эмброз отличался крайней
чистоплотностью и тонким вкусом, но ему доставляло истинное удовольствие
отпускать такие замечания в присутствии нового викария - бедняги,
находившегося под каблуком у жены и обремененного целым выводком дочерей. По
окончании воскресного обеда подавали портвейн, и мой брат, наблюдая за его
круговым движением, подмигивал мне с противоположного конца стола.
Как сейчас вижу: Эмброз, полусгорбившись, полуразвалившись - эту позу
я перенял у него, - сидит на стуле, сотрясаясь от беззвучного смеха,
вызванного робкими увещеваниями викария, и вдруг, испугавшись, что может
оскорбить его чувства, переводит разговор на предметы, доступные пониманию
низенького гостя, и изо всех сил старается, чтобы тот чувствовал себя
спокойно и уверенно.
Поступив в Харроу, я еще больше оценил достоинства Эмброза. Во время
каникул, которые пролетали слишком быстро, я постоянно сравнивал брата и его
приятелей со своими шумными однокашниками и учителями, сдержанными,
холодными, чуждыми, по моим представлениям, всему человеческому.
- Ничего, ничего, - похлопывая меня по плечу, обычно говорил Эмброз,
когда я, с побелевшим лицом и чуть не плача, садился в экипаж, отвозивший
меня к лондонскому дилижансу. - Это всего лишь подготовка, что-то вроде
объездки лошади. Потерпи. Ты и оглянуться не успеешь, как окончишь школу и я
заберу тебя домой и сам займусь твоим обучением.
- Обучением - чему? - спросил я.
- Ты ведь мой наследник, не так ли? А это уже само по себе профессия.
И наш кучер Веллингтон увозил меня в Бодмин, чтобы успеть к лондонскому
дилижансу. Я оборачивался в последний раз взглянуть на Эмброза. Он стоял,
опершись на трость, в окружении своих собак. В уголках его глаз от
искреннего сочувствия собирались морщинки; густые вьющиеся волосы начали
седеть. Когда он входил в дом, свистом зовя собак, я проглатывал
подступивший к горлу комок и чувствовал, как колеса кареты с фатальной
неизбежностью несут меня по гравиевой дорожке парка, через белые ворота,
мимо сторожки привратника, - в школу, разлучая со всем, что я так люблю.
Однако Эмброз переоценил свое здоровье, и, когда мои школьные и
университетские годы остались позади, пришел его черед уезжать.
- Мне говорят, что если я проведу здесь еще одну дождливую зиму, то
окончу свои дни в инвалидном кресле, - однажды сказал он мне. - Надо
отправляться на поиски солнца. К берегам Испании или Египта, куда- нибудь на
Средиземное море, где сухо и тепло. Не то чтобы я хотел уезжать, но, с
другой стороны, будь я проклят, если соглашусь кончать жизнь инвалидом. У
такого плана есть одно достоинство. Я привезу растения, каких здесь ни у
кого нет. Посмотрим, как заморские чертенята зацветут на корнуоллской почве.
Пришла и ушла первая зима, за ней без особых изменений - вторая.