"Анастасия Дубинина. Антиохийский священник (история про чудо) " - читать интересную книгу автора

выдавали едва ли не по капле, и половина войска Раймонова лежала в
лихорадке - не забывал он следить за своей бородой.
Да, невысок он, и в плечах не раздался - можно сказать, хрупок старый
тулузский граф. Внешность его легко обманет любого, не видевшего Раймона в
битве - где косит меч потомка Фределона неверных, как выгоревшую летнюю
траву. И те, кто видел на деле и Боэмона, и Раймона - сразу укажут, кому из
них двоих надлежит доверять.
Что бы там ни говорили об окситанской гордости, не потому отказался
граф Раймон - единственный изо всех - приносить присягу ромейскому
императору. Сорвался он с места, оставил на старости лет прекрасную Тулузу
не для того, чтобы схизматику служить - для того лишь, чтобы послужить
другому Сеньору, тому, чей Святой Гроб призваны защитить мечи пилигримов. И
напрасно, применяя все свое красноречие, убеждал графа языкастый Боэмон,
что лучше иметь императора Алексия союзником, что ради святого дела
святостью клятвы можно и поступиться - Раймоны Тулузские хорошо знают, что
такое клятва. Все, что сделал ради мира меж христианами Сен-Жилльский граф,
так это поклялся Алексию не вредить и на власть его не посягать; и морщился
граф Раймон, качал седой головою, глядя с тоскою, как коленопреклоняются
перед византийцем вожди пилигримов; хорошо хоть, не пришлось смотреть, как
делает это вслед за Боэмоном благочестивый Годфруа... Потому что Годфруа
уже совершил это несколькими неделями раньше, первым из всех баронов вложил
ладони в тонкопалые руки грека... Нет уж, не для того латинские христиане
явились к Месту Омовения! И пускай Боэмон, улыбаясь по-одиссеевски, просит
себе у императора титул - хоть великого доместика Востока, хоть императора
сил небесных; если плата тому - оммаж, и самого Святого Города не принял бы
от Алексия Раймон.
Тот самый Раймон, войско которого потрепали еще в Пелагонии подсылы
этого самого Алексия, безбожные печенеги, ради дружбы с Алексием и
последним своим провансальцем не поступится. Ни убогим клириком, не носящим
оружия, ни обозным слугой. Пусть сколько угодно зовут тулузцев разбойниками
и убийцами - не побираться же им было по Эгнатиевой дороге, а собирать
крошки да объедки Боэмоновых нормандцев, прошедших перед ними тем же путем,
окситанцам не пристало. Прожоры нормандцы, да прожоры фламандцы, а графу
Раймону свое войско кормить надо, разве не ясно?
Тем более что войско у графа Раймона - самое большое. Не сравнить с
горсткой Боэмоновых отщепенцев, где одному Танкреду по молодости охота
драться по-рыцарски; а теперь и еще более выросло число Раймоновых воинов -
после того, как обещал владетельный сир плату и содержание всем бедным
рыцарям, которых нищета гонит из войска Христова. Так что теперь можно
средь его рыцарей увидеть и флажки французских цветов, и фламандские, и
лотарингские - вдобавок к тем красным с золотом, которые два года назад
трепал Тулузский благодатный ветер. Пахнущий далеким морем, и пиренейским
снегом, и пoтом и ладаном Реконкисты... Не перебили этот запах ароматы
дворца Влахерны, где посреди византийской роскоши приносили один за
другим - Годфруа, Бодуэн, Эсташ, Боэмон, Этьен, Гуго - свои золотые
франкские клятвы перед золотым троном в парадном зале. И пускай там полы
огромных дворов вымощены мрамором, а колонны покрыты золотом и серебром, а
на стенах мозаики - все про битвы и победы императора; не стоят все
сокровища Города Дворцов христианского слова чести.
И ведь оказался как всегда прав Раймон, отказав Алексию в присяге!