"Николай Иванович Дубов. Колесо Фортуны (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Иди, доченька, погуляй, - сказала Лукьяниха. - Тут дела бабьи, тебе
неинтересные...
Юка ушла. Увы, стыдя и коря себя, она ушла, чтобы тотчас вернуться.
Только уходила она открыто, во весь рост, а обратно поспешно проползла на
животе под вишняками- и припала к дырке в плетне.
Сказать, что Митьку Казенного в Ганышах не любили, значило бы сильно
упростить дело. У одних, как у деда Харлампия, он вызывал презрение, у
других - страх, кому-то был безразличен, а кто-то негодовал и удивлялся,
как земля таких носит. К нему относились по-разному, но к финалу его
подвигов все отнеслись одинаково - вздохнули с облегчением, повторяя
подходящие к случаю присловья: по делам вору и мука, повадился кувшин по
воду ходить, там ему и голову сломить... И только одинединственный человек
в селе, да и на всем белом свете, продолжал его любить, боялся и страдал
за него, пытался ему помочь и спасти - его мать. Каков он, она знала не
хуже других, а может, и лучше, но он по-прежнему оставался ее сыном,
первеньким, единственным светом в окошке, единственной и так нужной опорой
в жизни, единственной защитой и надеждой. Горько оплакивая его и свою
разнесчастную судьбу, Чеботариха металась - она искала путей, ходов и
способов помочь ему, выручить, вызволить, спасти... Все ее попытки
заканчивались ничем, и она пришла к Лукьянихе. Та слушала ее жалобы,
всхлипывания, сочувственно поддакивала и вздыхала.
- Вот так и бьюся, - закончила Чеботариха. - Никто и слушать не хочет -
сиди, говорят, бабка, и жди; все будет в свое время и по закону. Ну, на
поблажку не надейся, навряд чтобы.
- Да ить это дело такое... - неопределенно отозвалась Лукьяниха.
- Вот потому я к тебе и пришла. Больше просить некого, надеяться не на
что...
- А что я могу - старуха никчемная? Разве меня кто послушает?
- Не тебя - силу твою послушают...
- Да ты что, милая! Чего плетешь-то? Перекрестись да подумай - какие
такие у меня силы? Чего я такого делала али сделала?
- Ну как же! - сказала Чеботариха. - А Гришку Опанасенко кто вылечил? А
Катьку Гаеву кто? Ну, потомто она померла, а сначала-то ей полегчало!..
- Да когда это было? С тех пор у меня и из головыто все выдуло...
- Ты не думай! - спохватилась Чеботариха. - Я не задаром! Вот... - Она
суетливо развязала узелок, - вот яичек тебе трошки принесла. Мало - так
ведь больше где взять? Четверо ртов - их напихать надо... И вот. - Она
расправила зажатую в кулаке зеленую бумажку, положила сверху. - Не взыщи -
сколько есть. Рубли-то, они с неба не падают...
- Ох, не падают, - покивала Лукьяниха, покосившись на дары.
- Я и еще, коли что... Огородники принесу - картофельки там,
капусточки... Только ты уж пожалей меня, не отказывай.
- Да ведь кабы он болел, лихорадкой, к примеру, как Григорий... Есть
молитва и от Трясовицы, и от Медни, и от Коркуши, и от Коркодии, и от
Желтодии... От всех двенадцати скопом и от каждой на особицу. А от суда
нету.
- Да ты поищи, подумай, может, какая отыщется.
- Да ведь суд-то безбожный! На него молитва не подействует. Не молитвы,
ума твоему Митьке поболе бы надобно.
- Где ж его взять, коли нету? - снова заплакала Чеботариха. - Может,